Начало литературной деятельности, «Орден заумников DSO», «чинари»

Начало литературной деятельности Хармса приходится на 1925 год.

Весной этого года он начинает посещать собрания в Ленинградском отделении Всероссийского союза поэтов (ЛО ВСП). Членами ЛО ВСП в то время были такие известные поэты, как М. Кузмин, Н. Клюев, Ф. Наппельбаум, Е. Полонская, В. Рождественский, Н. Тихонов и Г. Шмерельсон, а также поэт-заумник Александр Васильевич Туфанов.

Туфанову было суждено сыграть значительную роль в литературном становлении Хармса и его друзей. Он был значительно старше Хармса — к моменту их знакомства в марте 1925 года ему исполнилось 47 лет.

К этому времени Хармс уже испытывал серьезный интерес к заумному творчеству, так что туфановские идеи легли на подготовленную почву. Он не только начинает активно работать в области заумной поэзии, но и экспериментирует с автоматическим заумным письмом в прозе.

В марте того же 1925 года Туфанов создает «Орден заумников DSO». Историю создания ордена он рассказал сам:

«Орден заумников в Ленинграде возник после моего выступления в Ленингр. Отд. Союза Поэтов в марте 1925 г. Мною была прочитана первая часть (теперь законченной) поэмы "Домой в Заволочье", и из собравшихся выделилась группа пожелавших объединиться. DSO — значение заумное: при ослаблении вещественных преград (D) лучевое устремление (S) в века при расширенном восприятии пространства и времени (О)».

В это общество вступил и Хармс. В составе ордена заумников Туфанов выделял «ядро» — он сам, Хармс и Евгений Вигилянский — поэт и преподаватель, несколько произведений которого впоследствии сохранилось в архиве Хармса. Хармса и Вигилянского он называл «учениками, постоянно работающими в моей студии». Кроме этого, в состав группы входил Александр Введенский, которого Туфанов называет учеником Игоря Терентьева. Еще в орден вошли поэты И. Марков, Б. Черный, Г. Богаевский.

Именно в кружке Туфанова Хармс познакомился и подружился — как оказалось, на всю жизнь — с молодым поэтом Александром Введенским. Вскоре они обособляются в группе Туфанова, получившей к тому времени название «Левый Фланг». Первое зафиксированное в записных книжках Хармса выступление «Левого фланга» состоялось 5 января 1926 года. В этом выступлении принимал участие также имажинист Афанасьев-Соловьев. Контакты членов «Левого фланга» с ленинградскими имажинистами в конце 1925-го — начале 1926 года были настолько интенсивными, что было даже запланировано издание совместного сборника. К сожалению, этим планам не дано было осуществиться.

В это же время Хармс начинает активно заниматься самообразованием. Уже в 1925 году его записные книжки полны названий авторов и произведений, которые он поглощал. Это книги по литературоведению и стиховедению (преобладают формалисты), философии, педагогике, культуре и т. п. Из художественной литературы Хармс читает футуристов, имажинистов, а также Гамсуна, Горького, Гончарова, Гоголя, Чехова, Куприна, Бунина, Сологуба и др.

Девятого октября 1925 года Хармс подал заявление на вступление в Ленинградское отделение Всероссийского союза поэтов. В то время к кандидатам в ВСП относились весьма лояльно. Можно было представить в «приемочную комиссию» (так официально назывался орган ВСП, ведавший подготовкой к приему новых членов) вышедшую книжку. Не было книги — не беда, принимали и стихи, напечатанные в журналах. Если не было напечатанных произведений, принимались стихи в рукописном виде: ведь главное — качество, а не формальные критерии! На суд комиссии Хармс представил две тетради стихотворений, и 26 марта 1926 г. он был принят в ВСП. Среди этих стихотворений встречается подпись: чинарь. Это слово придумал А.И. Введенский, который в 1922 г. основал дружеский союз «чинарей» вместе со своими бывшими соучениками по гимназии Л. Лентовской (Петроградской 10-й трудовой школе) Я.С. Друскиным и Л.С. Липавским. Никогда никто из них не дал расшифровки значения слова «чинарь», и поэтому можно лишь гадать: значит ли это слово духовный ранг, восходит ли к славянскому корню «творить» и т.п. Важнее всего то, что Хармс, познакомившись с этими людьми в середине 1925 г., обрел друзей, которые до конца жизни остались его ближайшими интеллектуальными и творческими единомышленниками, — Л. Липавский (под псевдонимом Л. Савельев) и А. Введенский будут вместе с Хармсом работать в детских журналах, Я. Друскин останется последним собеседником Хармса и сохранит от уничтожения его архив.

24 декабря 1925 года семья Ювачевых переехала с Миргородской улицы на Надеждинскую, в квартиру 9 (чуть позже она поменяла номер и стала восьмой) дома 11.

Весь 1926 год проходит под знаком дружеских встреч. Молодые поэты ходили друг к другу в гости, читали стихи, пили дешевое вино...

В мае 1926 года на чтении в Союзе поэтов Хармс и Введенский познакомились с Николаем Заболоцким.

Заболоцкого вскоре приняли в Союз поэтов (анкету он заполнил 31 мая 1926 года), а дружеские отношения их продолжали укрепляться. По сообщению сестры Хармса Елизаветы Грицыной, Николай Алексеевич, у которого были проблемы с жильем, даже жил некоторое время в 1926 году в комнате Хармса на Надеждинской, но к этой информации следует относиться с осторожностью.

В сборниках Союза поэтов 1926 и 1927 годов появились по два стихотворения Хармса и Введенского. Вряд ли кто-нибудь из них мог предположить, что эти стихи останутся единственными их «взрослыми» произведениями, которые им суждено будет увидеть напечатанными...

Главной формой деятельности «чинарей» стали выступления с чтением своих стихов. Хармс активно участвует в выступлениях группы весь январь и февраль 1927 года. Эти выступления проходят в самых разных местах — от Союза поэтов до расположения 59-го стрелкового полка, где служили Заболоцкий и Вигилянский, которых забрали в армию еще в ноябре 1926 года, — и не всегда ограничивались чтением стихов. К примеру, как тогда было принято, на вечерах после поэтической части устраивали танцы (особенно был популярен модный тогда фокстрот). Несмотря на то, что Хармс и Введенский отказались от попыток создания «фонической музыки» и перенесли центр тяжести экспериментов на такие элементы, как ритм и рифма, их стихи не стали доступнее «массовой аудитории». Иногда в публике вспыхивали скандалы. Один из таких скандалов произошел во время выступления «чинарей» 28 марта на собрании литературного кружка Высших курсов искусствоведения при ГИИИ.

После этого выступления в газете «Смена» появилась статья «Дела литературные (о "чинарях")», авторами которой были участники кружка Н. Иоффе и Л. Железнов. В ней подробно рассказывалось о скандале, возникшем после выступления группы:

«"Чинарь", прочитав несколько своих стихов, решил осведомиться, какое действие они производят на аудиторию.

— Читать ли еще? — осведомился он.

— Нет, не стоит, — раздался голос. Это сказал молодой начинающий писатель Берлин — председатель Лен. Леф'а.

"Чинари" обиделись и потребовали удаления Берлина с собрания. Собрание единодушно запротестовало.

Тогда, взобравшись на стул, "чинарь" Хармс, член Союза поэтов, "великолепным" жестом подняв вверх руку, вооруженную палкой, заявил:

— Я в конюшнях и публичных домах не читаю!

Студенты категорически запротестовали против подобных хулиганских выпадов лиц, являющихся в качестве официальных представителей литературной организации на студенческие собрания. Они требуют от Союза поэтов исключения Хармса, считая, что в легальной советской организации не место тем, кто на многолюдном собрании осмеливается сравнить советский ВУЗ с публичным домом и конюшнями». Железнов организовал и коллективное доносительское письмо в правление Союза поэтов.

В архиве союза сохранилось объяснительное заявление Хармса и Введенского:

«Заявление в Ленинградский Союз поэтов от Академии Левых Классиков.

Причина описываемого скандала и его значение не таково, как об этом трактует "Смена". Мы еще до начала вечера слышали предупреждение о том, что собравшаяся публика настроена в достаточной степени хулигански... В зале раздавались свистки, крики и спор. Выскакивали ораторы, которых никто не слушал. Это длилось минут 5—7, пока чинарь Д.И. Хармс не вышел и не сказал своей роковой фразы: "Товарищи, имейте в виду, я ни в конюшнях, ни в бардаках не выступаю", после чего покинул собрание. Шум длился еще некоторое время и кончился дракой в публике, вне нашего участия.

После всего вышеизложенного мы, Академия Левых Классиков, считаем свое поведение вполне соответствующим оказанному нам приему и резкое сравнение Д.И. Хармса, относящееся к имевшему быть собранию, а не к ВУЗу вообще, по трактовке тт. Иоффе и Железнова, считаем также весьма метким. Чинарь А. Введенский, Чинарь Д. Хармс».

Тринадцатого мая 1927 Хармс узнал о разводе Эстер Русаковой с мужем. «...Впервые говорил с ней», — отмечает от у себя. Все лето прошло под знаком любовных переживаний. В июле Хармс уезжает в Детское Село к тетке и с надеждой ждет писем от Эстер, однако писем не было. Любовь была взаимной, но Эстер относилась к ней гораздо беспечней и легкомысленней. Для Хармса же каждый ее поступок, который мог быть истолкован как невнимание к нему с ее стороны, был чрезвычайно болезненным и заставлял мучиться и страдать. Тринадцатого июля в дневнике он пишет: «Какая Эстер жестокая и пустая девочка. Сколько дней я не могу получить письма от нее.

Я думал, что сегодня она даже приедет. Но она — НЕ ПРИЕДЕТ. Как мне тяжело, что она так беспечна. Я больше не буду ей писать, пока сам не получу письмо...»

 
 
 
Яндекс.Метрика О проекте Об авторах Контакты Правовая информация Ресурсы
© 2024 Даниил Хармс.
При заимствовании информации с сайта ссылка на источник обязательна.