А. Червинский. «Эффект инфантильного мышления. Логические построения в поэзии Даниила Хармса»
Нетенденциозное остроумие, обычная шутка и собственно игра слов (словотворчество и рифмоплетство) свойственны ранним стихам Д. Хармса и его произведениям для детей. Например, «Скупость» (1926 г.):
«Пыхот слышался машин.
Дева падала в кувшин.
Ноги падали в овраг.
Леший бегал —
людий враг.
Ночь свистела —
плыл орел.
Дочь мерцала —
путник брел.
Люди спали —
я не спал:
деньги я пересыпал.»
Здесь, во-первых, встречается сгущение с заместительным образованием — из двух слов «пых» и «грохот» образуется одно «пыхот», стремящееся передать и выразить свойства обоих составляющих, за счет чего достигается также и комический эффект (впечатление как бы от детского комбинирования слов с целью выразить невыразимые понятия, ясные эгоцентрическому мышлению ребенка, но которым нет аналогов в традиционном языке. Еще одно незначительное сгущение: «людий» — комически упрощенное для произношения «людской», полученное от «люди» (возможно, есть оттенок противопоставления с «Бoжий»).
Во-вторых, имеется также и второе комическое уклонение от нормального, стандартного, мышления, бессмыслица:
«Дева падала в кувшин. Ноги падали в овраг.»
Эти вещи кажутся комичными, поскольку не представимы, нужно определенное интеллектуальное усилие, для того, чтобы читатель вообразил себе возможные варианты, как это (фантастически) может быть. Если это усилие приложено, то при ясном представлении высвобождается энергия, создавая условия для эмоциональных реакций смеха. Если пользоваться традиционной терминологией для описания остроумия, происходит смущение вследствие непонимания и внезапное уяснение.
Помимо простой бессмыслицы, Д. Хармс здесь пользуется и приемом софистической ошибки: реальность им не принимается во внимание и ей предпочитается возможность. Вот эти-то возможности и обязан сам, в своем воображении, «накомбинировать» читатель. На этом этапе ему становится доступно удовольствие, доставляемое игрой, — радость силы (переживание всесилия и всемогущества творца). Это, так сказать, глубинный анализ упомянутого отрывка, — внешне же оно выглядит, как весьма свободное, с оттенком вседозволенности, рифмоплетство.
По З. Фрейду, присутствие эффектов инфантильного мышления всегда необходимо при создании комического: «Мысль, которая погружается в бессознательное с целью образования (комического), отыскивает там только старый уголок бывшей некогда игры словами. Мышление на один момент снова становится на детскую ступень, чтобы таким образом вновь завладеть детским источником удовольствия.»
Инфантильный тип мыслительной работы как особенность отмечают, пожалуй, все исследователи творчества Д. Хармса.
В ранних стихах Хармса обращают на себя внимание свободное словоупотребление и отношение к слову — как к созвучию (принцип создания каламбура). Инфантильность же, провоцирующая комический эффект, выражает себя не только в общей жизненной и творческой позиции Д. Хармса (что имеет отношение больше к семантике, чем к словоупотреблению и построению фраз), но также в способе рифмования и вообще помещения слов в строку: слово подбирается по своему ритмическому рисунку (в крайнем случае, при этом незначительно видоизменяется) только для того, чтобы быть помещенным в рифмованную строку: так сказать, для того чтобы «влезть» туда и вписаться (такое словоупотребление и есть, собственно, остаток во взрослом мышлении детского стихоплетения). Например, «Стих Петра Яшкина»:
«...плечи дурые высоки
морда белая востра
но дорога не платочек
и винтовку не наточишь...»
Или же «Искушение»:
«...Как смешно твое колено,
ножка белая востра.
Мы стоим, твои подруги,
места нету нам прилечь.
Ты взойди на холмик круглый,
скинь рубашку с голых плеч...
...Юбки серенькие бились
на просторном сквозняке...
...Мы глядели друг за другом
в нехороший микроскоп.»
Последнее двустишие правомерно будет рассматривать как двусмысленность с намеком.
Выделенные строчки (из разных стихотворений) являются персеверацией с незначительной модификацией (видимо, последовательный поиск более удачного случайного словесного сочетания с одним и тем же ритмическим рисунком). Или же можно рассматривать это, как автоматизм. В любом случае, и тот, и другой вариант обычно подвергается психоанализу, как ошибка мышления. Поэт же использует ее как художественный прием.
Одним из компонентов всё того же инфантильного словотворчества, комичного своей видимой наивностью, является в стихах Хармса также комическое перечисление (синкретическое сведение в один ряд вещей, не обладающих признаками для логического их объединения). Примерами могут служит — «Искушение»:
«Над холмом бежала речка
и девица за водой.»
— «Пожар»:
«...ищет Петю и гамак...»
«Постоянство веселья и грязи.»
Но остроумие есть всякое искусственное создание комизма, будь то комизм созерцания или комизм ситуации. Если выше рассматривались спонтанные приемы остроумия Хармса (простое, внешне почти случайное, комбинирование слов, производящее эффектом наивности мышления комическое впечатление), то теперь речь пойдет о приемах произвольных (направленных на произведение комического эффекта и потому менее случайных).
Довольно часто Д. Хармс пользуется суждениями, производящими комический контраст. Например, тот же «Пожар»:
«...Нянька рыскает волчицей,
съест морковку на пути...»
Комический эффект при ассоциативном соотнесении морковки с зайцем, а при этом — сравнение няньки с хищной волчицей, которая рыскает и ищет ребенка.
Чаще всего Хармс достигает комического контраста не в суждениях, а в сочетании стилей (поскольку основной его приемы — инфантильность суждения, эгоцентрическое неприятие действительности и детская игра словами). Например такие, как в поэме «Месть»:
«Над высокими домами,
между звезд и между трав,
ходят ангелы над нами,
морды сонные задрав.
Выше, стройны и велики,
воскресая из воды,
лишь архангелы, владыки,
садят Божии сады.»
В этом высокопарном тексте выпадают из стиля выделенные слова и создают принижающий и унижающий, а тем самым — комический эффект.
Весьма употребительным приемом, часто встречающимся у Хармса, является и комическое сравнение. Например, в цитировавшейся уже выше «Скупости»:
«Сон блудливый,
как мечты.»
В этом двустишии мы выделим несколько приемов, создающих остроту. В первую очередь, этот отрывок классически, по Фрейду, «говорит всегда слишком немногими словами, т.е. словами, которые согласно строгой логике или обычному образу мышления и речи недостаточны для этого», случайно или намеренно (что всегда зависит от интенции остроумца) говоря «gчто-то», умалчивая, по сути, об “этом”. Тут (вольно или невольно) комический эффект является результатом фразы, одной — покрывающей несколько смыслов. Более того, эта фраза является намеком, а «Форма намека — пропуск». «Сон блудливый, как... (предположений напрашивается множество, во всяком случае, ожидается не то, что на самом деле ждет читателя) мечты (слово, являющееся в данном случае заместительным образованием).
Комическое сравнение с унижающим эффектом (напоминание о грубых физиологических процессах) встречаем в «Искушении»:
«Полковник ручкой помахал,
и вышел, зубом скрежеща,
как дым выходит из прыща.»
Здесь используется часто употребляемый Хармсом комический прием: незначительная модификация устойчивого выражения (см. курсив). Его же встречаем в «Хню», для Хармса это — обычный прием:
«Хню питалась корешком,
ела ягоды малины.»
(см. фольклорные скитания героев, питающихся кореньями, и срывание ягоды-малины).
Посмотрим на тот же эффект в стихотворении «Бал»:
«Уйду и с туфель сдуну прах.»
(евангелическое «отряхнуть прах с ног своих»)
И в стихотворении «Страсть»:
«...из носа дым валит столбом,
и волос движется от страсти надо лбом.»
Собственно, остроумие является одной только игрой идеями (по Ж. Полю), и творчество Хармса как нельзя лучше подтверждает это положение, поскольку его способ создания комического эффекта есть свободное и смелое сочетание во фразы слов — только игра идей, как форма защиты от не принимаемой им действительности и способ завуалировать свое отношение к ней (от тех, кто не понимает того, что он хочет сказать своими стихами и говорит).
Ноябрь, 1998.