2.1.3. Память и время

Поскольку обстоятельства смерти старухи неясны, можно предположить, что герой причастен к ее смерти. Если это так, далее можно предположить, что именно эта причастность поколебала его душевное равновесие, вследствие чего события, связанные со смертью старухи, стерлись из его памяти¹. То есть мы имеем дело с психической защитной реакцией. Тогда, разумеется, речь идет уже не о потере сознания, хотя самому герою это кажется именно так. Во всяком случае можно сказать, что из-за того, что герой не знает о причине смерти старухи, у него возникает растущее чувство виновности, хотя сам он ни разу не подозревает самого себя.

С проблемой памяти герой сталкивается более явственно, когда, проснувшись второй раз, уже не видит старухи в кресле. Проснувшись, он не сомневается, что старуха сидит в кресле, но, поняв, что ее нет, он готов не только считать ее смерть сном, а усомниться во всех событиях, связанных со старухой, и даже во всех остальных событиях, связанных в его памяти с предыдущим днем.

Тут я просыпаюсь и сразу же понимаю, что лежу у себя в комнате на кушетке, а у окна, в кресле, сидит мертвая старуха.

Я быстро поворачиваю к ней голову. Старухи в кресле нет. [---] Значит, это все был сон. Но только где же он начался? Входила ли старуха вчера в мою комнату? [---] Я вернулся вчера домой, потому что забыл выключить электрическую печку. Но, может быть, и это был сон? (404)

Зная заранее, что герою предстоит пережить, его ситуацию можно охарактеризовать следующим образом: просыпаясь, он переходит из сна в реальный мир, который, однако, превращен в кошмарный сон.

Лишь благодаря памяти человек может переживать жизнь как поток событий, следующих друг за другом. Память — это необходимая предпосылка того, что у человека может образоваться представление о сравнительно устойчивой и потому предсказуемой и управляемой действительности, то есть повседневной реальности, об этом. Если эта основа всего опыта — память — начинает расшатываться, человек теряет доверие к правдоподобию всего, воспринимаемого им: все начинает казаться странным сном, ненормальным, тем. Особенно остро это касается героя, когда ему надо свидетельствовать о событиях, обычно происходящих лишь во сне. В результате понятия этого и того теряют свой смысл, а остается лишь нерасчленимый на это и то хаос. Хотя герой не находится в полном хаосе, но, тем не менее, можно указать на несколько пунктов, где ощущается его неуверенность в своих чувствах и суждениях: убедившись в том, что старуха умерла, он тотчас думает, что она все-таки жива (403); он готов считать, что старуха была лишь сном, хотя он только что «знал», что она сидит в кресле (404); он сначала уверен, что его обвинят в убийстве, а чуть позже приходит к выводу, что нет никаких доказательств, говорящих о его виновности (405).

С проблемой памяти тесно связана проблема времени. Герой постоянно указывает точное время или ход времени. Этим повторяющимся указаниям можно дать следующее толкование: они иллюстрируют тот факт, что в нормальном состоянии человек четко осознает протекание времени, являясь в то же время его пленником. Во сне, в свою очередь, человек теряет чувство времени, освобождаясь от его оков. Эта противоположность конкретизируется, когда герой после сна находится в некоторой неуверенности относительно того, показывают его часы половину десятого утра или вечера:

Однако, сколько же времени я спал? Я посмотрел на часы: половина десятого, должно быть, утра. (405)

Символически проблема времени проникает в сон героя в виде ножа и вилки:

Я [...] вижу вдруг, что у меня нет рук. [...] с одной стороны у меня вместо руки столовый ножик, а с другой стороны — вилка. (404)

Вилку и ножик можно истолковать как символ времени, поскольку ранее (399) герой рассказал о том, что он увидел в магазине кухонные часы, стрелки которых были сделаны в виде ножа и вилки. Естественно, они указывают и на голод героя. Таким образом, голод как факт этого, то есть повседневной реальности, влияет на опыт того, на мир сна. С другой стороны, замена рук вилкой и ножом может указывать на то, что герой не в состоянии писать рассказ о чудотворце, то есть тот мир фантазии — ведь такими руками невозможно даже держать перо. Голод может на самом деле считаться причиной порождения порочного круга в жизни героя: будучи голодным, герой не в состоянии писать. Поэтому он не получает гонораров, и, следовательно, продолжает быть голодным и неспособным писать.

Роль памяти как необходимая предпосылка нормального восприятия реальности представлена особенно ярко в разговоре героя со своей соседкой Марьей Васильевной, которая не способна ответить на простые вопросы героя, касающиеся, в частности, именно протекания времени. Это вызывает в читателе сильное чувство нереальности, некоего того:

— Ваш шпрашивал какой-то штарик!

— Какой старик? — сказал я.

— Не жнаю, — отвечала Марья Васильевна.

— Когда это было? — спросил я.

— Тоже не жнаю, — сказала Марья Васильевна.

— Вы разговаривали со стариком? — я спросил Марью Васильевну.

— Я, — отвечала Марья Васильевна.

— Так как же вы не знаете, когда это было? — сказал я.

— Чиша два тому нажад, — сказала Марья Васильевна. (418)

Примечания

1. Ямпольский (1998: 82—83) любопытным образом анализирует мотив потери памяти в рассказе Хармса «Пять шишек».