Е.Е. Саблина. «Образ автора в творчестве Д. Хармса»

Автор — это центр художественно-речевого мира, выражающий эстетическое отношение к содержанию собственного текста. Образ автора и автор-творец качественно разные категории. Образ автора понимался, например В.В. Виноградовым, как главная и многозначная стилевая характеристика отдельно взятого произведения и всей художественной литературы как отдельного целого. Принципиально другой концепции образа автора придерживался М.М. Бахтин, который полагал, что автор в тексте «должен находиться на границе создаваемого им мира как активный творец его, вторжение в этот мир разрушает его эстетическую устойчивость» [Бахтин 1979: 166]. По М.М. Бахтину, автор пользуется языком как материей и преодолевает его как материал, выражая новое содержание.

Современное литературоведение исследует проблему автора в аспекте авторской позиции; при этом вычленяется более узкое понятие — «образ автора», указывающее на одну из форм непрямого присутствия автора в произведении. В строго объективном смысле «образ автора» наличествует лишь в произведении автобиографического, «автопсихологического» (термин Л. Гинзбург), лирического плана (лирический герой), т.е. там, где личность автора становится темой и предметом его творчества. Но шире под образом или «голосом» автора имеется в виду личный источник тех слоев художественной речи, какие нельзя приписать ни героям, ни конкретно названному в произведении рассказчику.

Мы считаем, что в произведениях Д. Хармса образ автора представлен категориями повествователя (повествование от 3-го л.), рассказчика (повествование от 1-го л.), автобиографического писателя (в трактатах, рассуждениях, дневниках). Рассмотрим каждый из этих типов.

А. Герасимова в статье «Даниил Хармс как сочинитель (Проблема чуда)» выделяет два типа авторского «я» в произведениях обэриута. Во-первых — это безликий повествователь-наблюдатель, лишенный эмоций и качеств и лишь иногда морализирующий («Вываливающиеся старухи», «Случаи» и др.). Во-вторых — так называемый автор-персонаж, провокационно похожий на прочих персонажей-"недочеловеков" («Меня называют капуцином...», «Я поднял пыль...»). Мы считаем, несколько прямолинейно использовать термин «автор-персонаж», т.к. в данной трактовке приходится говорить об авторе как герое своего текста. Далее будет подробно рассмотрена сложность выделения автобиографического компонента в текстах, написанных от первого лица, поэтому мы пользуемся термином «рассказчик», который не вызывает явной отсылки к реально существующему писателю.

Повествователь. Во фрагменте «О том, как старушка чернила покупала» повествователь как бы фиксирует историю, которую ему рассказала сама героиня. «Жила одна старушка» — одна в значении «одинокая без мужа и сына» и «одна из многих», она как «с луны салилась». Этим немногословным описанием Д. Хармс рассказывает читателю намного больше, чем порой несколько страниц текста. Старушка была рассеянная, даже улица, на которой она жила называлась «Александр Иванович плюнул в чашку», и вода почернела, в это время в окно вылетела большая черная собака. Темная вода предвещает плохое, но когда Попугаев говорит, что ничего не знает, то все встает на свои места. Он выпил эту воду, и на душе стало светло.

«Отец и Дочь» — история об реинкарнации в характерной для Хармса ироничной манере. Отец с дочерью по очереди умирают и воскрешаются дома. В. Сажин предполагает, что, занимаясь мифологией, писатель узнал, что по народным поверьям, умерших не своей смертью или колдунов земля не принимает, и они выходят из могилы как живые и приходят на то место, с которого их унесли.

Скорее всего, персонажи возвращаются домой уже призраками, потому что, «соседи как услышат смех, так сразу одеваются и в кинематограф уходят» [Хармс 1999: 2,111].

Циничная история о жизни в коммунальной квартире названа автором «Победа Мышина», конечно, победой ее сложно назвать, но борьбой вполне. Мышин лежит в коридоре на полу, жителям квартиры это не нравится, потому что они постоянно об него спотыкаются, начинается ссора с упреками, угрозами, рукоприкладством, вызывают милиционера. Но представитель порядка на редкость оказывается человеком мягким (что нехарактерно для 20—30-х годов), он не может выгнать Мышина на улицу, т.к. «надо, чтобы все на своей жилплощади лежали» [Хармс 1999: 2, 143], но и более ничем он помочь не в состоянии, в то время, как ненависть к несчастному доходит до исступления, его пытаются сжечь.

Близок по тематике и написан в том же месяце, что и предыдущий фрагмент, следующий отрывок «Помеха». Описан довольно натуралистично момент ареста двух человек — Ирины Мазер и Пронина — «кожаными куртками». Видимо, Хармс предчувствовал в 40-м году свой скорый арест, поэтому все чаще обращается к этой мрачной теме.

Рассказчик. Когда Д. Хармс прибегает к повествованию от 1-го лица, нужно четко разграничивать вымышленного повествователя и реального писателя, в этом помогают дневники и воспоминания современников. Поскольку Д. Хармс писал играючи и жил играя, то развести в противоположные стороны способы выражения авторской позиции очень сложно, он вводил в вымышленные произведения элементы действительности, современной ему. Например, написанное от первого лица «Я сидел на крыше...» в соавторстве с Левиным и Владимировым, является, по сути, коллективными правилами дозорных. Стоит заметить, что правила вполне реальны, в то время как профессия выдумана авторами.

Изобретатель Астатуров придумал игру «Друг за другом» (также называется и само произведение), в патентном бюро ее раскритиковали, тогда он несет ее сразу в детский магазин игрушек, где она поступает в продажу. Здесь Д. Хармс прибегает к отступлению — комментарию, что настраивает читателя на восприятие этой истории как реально существующей.

В отрывках с 1—4 «Мы лежали на кровати...» всего в трех строках разворачивается драма человеческих отношений. Двое лежали на диване, на разных половинах, она — у стены, он — с краю. «Она знала все» — эта последняя фраза обескураживает. О чем она знала, читатель может только догадываться, т.к. повествование заканчивается.

Чувство страха и одиночества пронизывает все повествование («Мы жили в двух комнатах...»), хотя оно написано от 1-го лица и во время ссылки в Курск, нам представляется, что история с амнезией выдуманной. Т.к. амнезия достигает размера склероза: автор не может вспомнить даже буквы, на которую начинается слово.

Автобиографический автор. В трактате «Мыр» Д. Хармс пишет: «Я и есть мир. Но мир — это не я». Суть этого высказывания, на наш взгляд, в следующем: человек вмещает в себя Вселенную, являясь ее точной копией, в то же время вселенная — понятие более емкое, чем внутренний мир человека. Не только человек копирует Космос, но и мелкая ракушка сходна формой с завитками галактики, полосы зебры и барханы пустыни, шестиугольники змеиной чешуи, пчелиных сот и молекулярных решеток. Для каждого индивида характерно свое собственное мироощущение, которое он может называть по-другому, отлично от общепринятого «мир» — это может быть «мур», «мор», «мар» и т.д. Таким образом, «мыр» — это не что иное, как представление писателя о мироустройстве.

В «Молитве перед сном» Д. Хармс пишет:

Только ты просвети меня Господи
Путем стихов моих... [Хармс 1999: 1, 193].

Вдохновение для Даниила Ивановича — божественный дар, и нет сомнения в том, что эти слова принадлежат самому поэту.

В произведениях («Я потерял страх...», «Я один...» и др.), написанных в Курске во время ссылки, в них описывается жизнь Д. Хармса и сосланного вместе с ним А. Введенского, хозяйки квартиры, соседей. Писатель постоянно упоминает чувство всеобъемлющего страха, который он постоянно испытывал.

Известно, что вдохновение обэриуты называли «вестниками», у Хармса находим еще одно название этому явлению — Лигудим в «Пассакалии № 1». Время тянется медленно, кругом мрачно. Когда к писателю пришло вдохновение, он ощущает все сразу, как бы вбирает в себя кожей, всем существом впитывает ответы на мучающие его вопросы. Лигудим был всего четыре минуты, но за это время писатель успел осмыслить свое произведение, понят, что «нашему сердцу милы только бессмысленные поступки» [Хармс 1999: 2, 126].

Важно отметить, что Лигудим ушел, пятясь, т.е. вдохновение не повернулось спиной, оно просто отступает, чтобы прийти вновь. И снова писатель мучается в ожидании вдохновения, он «растерянный» и «испуганный», бледный.

Мир произведений Хармса — это не только действительность мрачная, жестокая, серая, суровая, но и своего рода шоры, за которыми скрывается реальный человек — Автор. Хармсу свободнее существовать, если все будут считать его жестоким, бессердечным, детоненавистником, извращенцем, ему легче, чтобы сторонились его.

Литература

1. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества [Текст] / М.М. Бахтин. — М., 1979.

2. Виноградов, В.В. Проблема авторства и теория стилей [Текст] / В.В. Виноградов. — М., 1961.

3. Герасимова, А.Д. Хармс как сочинитель [Текст] / А. Герасимова // Новое литературное обозрение. — 1995. — № 16. — С. 129—139.

4. Хармс, Д. Полное собрание сочинений [Текст] / Д. Хармс. — СПб., 1999—2003. — Т. 1—4.