М.М. Шмидт. «Пространственная организация повести Д. Хармса "Старуха"»

Повесть «Старуха» Д. Хармса создана в 1939 году. Это произведение имеет несколько планов: биографический, отразивший реальные черты жизни Хармса; психологический, связанный с ощущением одиночества героя и попытками его избежать; фантастический, определяющий сюжет повести: ужасная, отвратительная старуха, имеющая странную власть над героем, неожиданно умирает в его комнате; философский, связанный с проблемой смерти и бессмертия, веры и неверия; литературный, задуманный как диалог с произведениями Пушкина, Достоевского и Гамсуна. В произведении встречаются многочисленные образы-символы, звучат мотивы, являющиеся сквозными для всего творчества писателя. А. Александров обращает внимание на исключительность «Старухи» в творчестве Хармса. Повесть отличается сравнительно маленькой долей абсурдных элементов, а также важностью психологического измерения главного героя [Александров 1996: 172—184].

Пространственная организация текста такова: город-квартира-поезд-лес. Пространство произведения подчинено раскрытию образа героя, его психологических особенностей. В «Старухе» можно столкнуться с некоторыми пространственными искажениями, например, с отстраненностью взгляда героя на самого себя: «Я оглядываюсь и вижу себя в своей комнате, стоящего на коленях посередине пола» [Хармс 1994: 299]. Квартира — замкнутое пространство, в которое помещен герой. Вначале это место, где герой собирается писать о чудотворце. Здесь возникает тема творчества: желание творить и невозможность творчества. Герою не удается ничего, он успевает написать лишь первую строчку: «Чудотворец был высокого роста» [Хармс 1994: 299]. Далее в жизни героя происходят события, которые делают творческий процесс невозможным. В жизнь героя вторгается смерть в образе старухи и не отпускает его. Смерть в повести отвратительна, она вносит дисгармонию, страх, смятение, и герой уже не может творить.

Важно отметить, что впервые герой сталкивается со старухой на улице. Ее необычность очевидна: старуха определяет точное время по часам без стрелок. Но герой не замечает этого. Если считать этот эпизод предостережением судьбы, — герой остался слеп к ее знакам. Герой пока не способен видеть чудо, как явно бы оно ни было. Для того чтобы его глаза открылись, старуха должна умереть и заставить его пройти через испытания, которые бы помогли ему увидеть истинную ценность жизни, которая заключена в вере в Бога и в бессмертие человеческой души.

Город — пространство агрессивное, оно угнетает героя, персонажей, определяет их поведение и жизнь. Причем мир города не столько закономерен, сколько хаотичен. Его основной способ существования — сдвиг, хаотическое смещение. Поведение героя на улицах города в начале произведения раскрывает бесцельность его существования: он бродит по городу, по-видимому, без всякой цели; он спрашивает время у старухи, хотя, как потом выясняется, у него были карманные часы; совсем случайно он встречается с Сакердоном Михайловичем на улице и т. д. Во всем этом, возможно, метафорически отражаются его неуверенные шаги на пути искания выхода из духовного кризиса.

После возникновения старухи все меняется. Неторопливое и бесцельное времяпрепровождение исчезает. Старуха не только проникает в личную сферу героя, в его комнату, но и занимает самое дорогое для него место, его любимое кресло: «Но старуха сама идет к моему креслу возле окна и садится в него <...>Да и почему эта старуха находится в моей комнате и сидит в моем любимом кресле?» [Хармс 1994: 300]. Герой «Старухи» охвачен ужасом, манией преследования, его терзают страхи. Внутреннее его состояние напоминает болезненность души Раскольникова из «Преступления и наказания».

И. Кукулин говорит об отождествленности героя «Старухи» с «петербургским текстом», одной из проблем которого, по мысли исследователя, является свободная воля человека. Он выделяет два типа героя: первый тип осознает свое право распоряжаться жизнью (Германн, Раскольников), герои второго типа лишены воли, «они вовлечены в круговорот событий таинственными силами, "стихией Петербурга"» [Кукулин 1997: 42]. К этому типу принадлежит герой «Старухи». В повести звучат мотивы «петербургского мифа»:

— мучающийся, болезненно рефлексирующий герой;

— подчиненность героя неведомой страшной силе, иррациональной силе зла в лице старухи;

— образ мертвой старухи напоминает «Пиковую даму» и «Преступление и наказание» — образцы произведений «петербургского мифа» [Кукулин 1997: 43].

Вернемся к образу города. По Хармсу, город — символ разъединенности людей. Смятенность души героя подчеркивается его одиночеством. Это лучше всего проявляется в городе. Симпатии, которые могут возникнуть, мимолетны и не имеют продолжения: герой знакомится с миленькой дамочкой в очереди в магазин. Очереди в магазинах — реалия, которую Хармс часто изображает в своих произведениях, — символизируют хаотичность, бессмысленность жизни. Знакомство в очереди, по мысли Хармса, не может иметь продолжения. Хотя такая иллюзия возникает. Герою кажется, что он нашел приятную собеседницу. Однако разъединяющие силы города не позволяют им встретиться вновь: «Милая дамочка повернула в переулок. Когда я добрался туда — ее нигде не было» [Хармс 1994: 314].

В городе постоянно возникают ситуации, раздражающие героя. Даже если он выходит на улицу в хорошем настроении, его состояние непременно ухудшается. Так, выйдя от Сакердона Михайловича, герой после выпитой водки чувствует себя прекрасно («все складывается очень хорошо и просто»). Потом он пьет на Фонтанке «плохой и кислый» квас. Наконец, его толкает пьяный, и это вызывает у него приступ бешенства: «Я убил бы его на месте. До самого дома я шел, должно быть, с искаженным от злости лицом». После того как герой потерял из виду милую дамочку, он видит шепчущихся мальчишек, которые показывают на него пальцем. «Дикая злоба душила меня. Ах, напустить бы на них столбняк!» [Хармс 1994: 300]. Здесь отражаются личностные характеристики Хармса: по дневникам мы знаем, что писатель не любил детей и стариков: «Я не люблю детей, стариков, и благоразумных пожилых», «Травить детей — это жестоко. Но что-нибудь ведь надо же с ними делать!» [Хармс 1991: 136]. В «Старухе»: «С улицы слышен противный крик мальчишек. Я лежу и выдумываю им казни. Больше всего мне нравится напустить на них столбняк, чтобы они вдруг перестали двигаться» [Хармс 1994: 297].

Город неоднороден и распадается на ограниченные пространства (комнаты, коридоры) и переходы между ними (улицы, дворы) [Масленкова: http://xarms.lipetsk.ru/texts/masl02.html]. Комнаты замкнуты, в них обычно происходит контакт героя с другими персонажами: «Вот я и пришла, — говорит старуха и входит в мою комнату» [Хармс 1994: 299]. Дамочка заговаривает с героем в булочной. В комнате Сакердона Михайловича у героя состоялась продолжительная беседа и даже застолье. Все разговоры, происходящие в помещении, автор описывает подробно (диалог с Сакердоном Михайловичем, милой дамочкой, Марьей Власьевной), с этой точки зрения важен эпиграф к повести: «. И между нами происходит следующий разговор» (Гамсун). Эпиграф взят из «Мистерий» К. Гамсуна. Но диалогов было несколько, и определить, к какому именно относится эпиграф, трудно, хотя в разговоре с милой дамочкой цитируется этот эпиграф именно тогда, когда герой спрашивает ее о вере в Бога. Разговор героя с дамочкой обрывается, когда он «вдруг» вспоминает о мертвой старухе в комнате (он просто спасается бегством).

В городе диалоги обрываются. Вспомним разговор героя со старухой в начале произведения. Их диалог как бы сминается, угрожает ежесекундно прерваться. Повествователь спрашивает: «Который час?», но не смотрит при этом на настенные часы в руках старухи. Она же вместо ответа-определения времени говорит: «Посмотрите». Однако на часах не оказывается стрелок. «Тут нет стрелок», — снова пытается поддержать тему герой. Старуха смотрит на циферблат и отвечает на самую первую реплику героя: «Сейчас без четверти три». Вот вроде бы устанавливается какое-то подобие постоянства разговора, но герой уходит: «Старуха кричит мне что-то вслед, но я иду не оглядываясь» [Хармс 1994: 297]. Опять происходит прерывание всяческих отношений.

Все попытки героя Хармса как-то упорядочить пространство и совпасть со временем оказываются тщетными: хаос города сильнее его. Самое серьезное вторжение улицы в комнату — это старуха. Когда она приходит к герою, вроде бы начинает складываться некий разговор: приказы старухи — исполнение героя. Но с его стороны этот разговор несвободный, нет равноправных собеседников.

Заметим, что тема смерти приобретает в повести важное значение. Интересно отметить, что поза мертвой старухи и Сакердона Михайловича совершенно одинаковые: руки завернуты за спину, из-под юбки (а у Сакердона Михайловича из-под халата) торчат «костлявые ноги». Люди в городе мертвые-живые одновременно, так как принадлежат миру хаоса.

Упоминание топографических деталей призваны организовать абсурдное повествование. Также они сближают произведения с традиционной литературой «петербургского текста». Смятенный герой бродит по Невскому проспекту, Фонтанке, Литейной улице. Здесь возникает образ, также характерный для творчества писателя — образ трамвая. Пространство трамвая также порождает хаос, создает герою препятствия на пути к спасению. Герой задумывает избавиться от тела старухи, кладет ее в чемодан, чтобы отвести за пределы города и утопить в болоте. Единственный способ спастись — это покинуть враждебное пространство города. Так, первое препятствие на пути к этому — трамвай. Герой не может заплатить за проезд, так как у кондукторши не оказывается сдачи.

Побег со старухой в чемодане приобретает силу наивысшего напряжения. Мания преследования, страх ареста у героя достигают апогея. Состояние ужаса перерастает в невыносимую физическую боль: герой «стискивает зубы», «сжимает кулаки», «напрягает ноги». Мотив тщетных попыток выбраться из опасной ситуации приобретает трагическое звучание.

Поезд — место «перехода» из мира пространства города в мир природный. Движение поезда успокаивает героя, он ощущает наслаждение.

Вновь автор употребляет точные названия станций: «Ланская», «Новая деревня», «Лахта», «Ольгино». Каждая станция — город в миниатюре. Здесь герою грозит опасность, и он вновь содрогается от ужаса: «Меня сегодня же схватят, тут же или в городе на вокзале, как того гражданина, который шел, опустив голову» [Хармс 1994: 316]. Так, пространство и время в поезде не обладают своими характеристиками: это переход, совмещение свойств города и леса. Вагон движется то по лесу, то по населенным пунктам. И именно здесь происходит истинное чудо: чемодан со старухой исчезает. Это поначалу вызывает страх героя: «Ну, кто теперь поверит, что я не убивал старухи?» [Хармс 1994: 316]. Но успокоение уже близко.

Сойдя с поезда, герой попадает в природный мир, где нет людей, а, следовательно, и нет угрозы. В лесу у повествователя совершенно противоположное состояние. Об этом свидетельствует почти дословный повтор на небольшом отрезке текста: «никто меня не видит», «никто меня не увидит». Это тоже состояние одиночества, но у него другое качество: о нем никто не узнает, оно не угрожающее. Он словно впервые себя чувствует свободным и спокойным; вокруг нет никаких раздражителей. Здесь он, наконец, чувствует освобождение от тяжкого бремени и находит в себе силы искренне обратиться к Богу. Лесок, в противоположность городу, — природное, цельное пространство без человека. Смена хронотопа позволяет герою достичь новой близости с миром.

Хармс освобождает героя от хаоса жизни путем приобщения к Богу, последняя молитва дарит герою то чудо просветления, которое он оказался способным пережить только после страшных испытаний. Писатель даровал своему герою то состояние просветления, которого сам не узнал в жизни, о котором мечтал в своих дневниках, моля Господа о смерти как об освобождении от тягот жизни, в которой царит мир абсурда и хаоса.

Литература

Александров А. «Я гляжу внутрь себя...». О психологизме повести Даниила Хармса «Старуха» // Петербургский текст. Из истории русской литературы 20—30-ых годов XX века: межвузовский сборник. СПб., 1996.

Кукулин И. Рождение постмодернистского героя по дороге из Санкт-Петербурга через Ленинград и дальше (Проблемы сюжета и жанра в повести Д.И. Хармса «Старуха») // Вопросы литературы. 1997. № 4.

Масленкова Н. Пространственно-временная организация повести Д. Хармса «Старуха» // URL: http://xarms.lipetsk.ru/texts/masl02.html

Хармс Д. Горло бредит бритвою. Случаи, рассказы, дневниковые записи // Глагол. 1991. № 4.

Хармс Д. Старуха. Собр. соч.: в 2 т. М., 1994. Т. 1.

 
 
 
Яндекс.Метрика О проекте Об авторах Контакты Правовая информация Ресурсы
© 2024 Даниил Хармс.
При заимствовании информации с сайта ссылка на источник обязательна.