Е.Ю. Рог. «Романтический гротеск в прозе Д. Хармса» (на примере рассказа «Судьба жены профессора»)

(тезисы выступления на конференции)

Материалы научной конференции студентов и аспирантов ДВГУ. Владивосток. 2002, с. 168—169.

В настоящее время еще только намечаются самые общие подходы к изучению творчества Д. Хармса. Тема карнавализации в произведениях писателя затрагивалась некоторыми учеными, но в основном это были общие рассуждения, а тексты Хармса с этой точки зрения, насколько нам известно, подробно не рассматривались.

Напомним, что теорию карнавализации дал М. Бахтин. Он рассматривал три типа карнавальной культуры: народную смеховую культуру средневековья и Ренессанса, романтический гротеск и модернистский гротеск.

Мы считаем, что в прозе Д. Хармса проявились особенности всех трех типов, причем больше всего у Хармса рассказов, близких по духу и мироощущению к народной карнавальной культуре средневековья и Ренессанса, несколько меньше рассказов, напоминающих романтический гротеск, и есть рассказы, которые можно отнести к модернистскому типу.

В данной работе на примере рассказа «Судьба жены профессора» (1936) мы рассматриваем линию романтического гротеска в творчестве Хармса.

В романтическом гротеске смех утрачивает радостный тон, мир становится страшным и чуждым, амбивалентность становится резким контрастом. Важен мотив безумия, а также мотив марионетки и «трагедии куклы». Романтический гротеск имеет «камерный» и меланхолический характер, он раскрывает внутреннюю бесконечность индивидуальной личности.

Рассматривая рассказ «Судьба жены профессора», мы используем подстрочный анализ, чтобы через цепочку событий и действий героев раскрыть проявление карнавальных особенностей.

В данном тексте чисто комические моменты переплетаются с трагическими, а к последней фразе смех и вовсе становится невеселым, звучит саркастически: «Эта профессорша только жалкий пример того, как много в жизни несчастных, которые занимают в жизни не то место, которое им занимать следует». Бахтин отмечал: «Смех в романтическом гротеске редуцировался и принял форму юмора, иронии, сарказма. Он перестает быть радостным и ликующим смехом» (1; 330). В данном случае Хармс грустно иронизирует, подразумевая под «несчастными» не только своих героев — профессора и его жену, — но и многих современников, подвергшихся репрессиям и терпящих бедствия в эти годы (30-е), в том числе, быть может, и самого себя: судя по дневникам писателя, он терпит нужду, не имея возможности публиковаться и заработать себе и своей семье на жизнь.

В данном рассказе раскрыта — в свойственной Хармсу манере — судьба индивидуальной личности, отвергнутой обществом из-за своей «неподходимости» ему, несоответствия его параметрам. И эта личность, не подчиняясь законам этого мира (точнее, она просто вынуждена не подчиняться, так как поставлена в соответствующие условия), переживает «карнавал... в одиночку» (1; 330). Но ее трагическая насильственная отъединенность от всего остального мира заставляет рассказ звучать не весело и утверждающе, как большинство рассказов Хармса, но грустно-саркастически, что приближает данный рассказ к романтическому типу гротеска.

По нашему мнению, Хармс является прямым наследником карнавальной линии развития литературы, и в своем творчестве он использует как приемы народной смеховой культуры, так и приемы романтического и иногда модернистского гротеска. В его творчестве в полной мере присутствуют главные черты карнавальных жанров: своеобразная логика «мира наоборот», относительность и амбивалентность образов, незавершенность мироздания, сниженность и преобладание материально-телесного начала, а также большая доля смешного, — что позволяет говорить о традиции карнавальной культуры в творчестве писателя.

Литература

1. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. Введение (Постановка проблемы) // М.М. Бахтин. Литературно-критические статьи. М. 1986. с.291—353.