«Элизавета Бам. Я никого не убивала!» (2006)

Оригинальное название: «Элизавета Бам. Я никого не убивала!»
Жанр: трагикомедия, фарс
Руководитель постановки: Федор Павлов-Андреевич
Режиссер: Федор Павлов-Андреевич
Автор: Даниил Хармс
Композитор: Соловьев-Седой
Слова песни: Людмила Петрушевская
Исполнила песню: Людмила Петрушевская
Хореография: Дина Хусейн, Анна Абалихина
Художник: Катя Бовчар
Художник по костюмам: Андрей Бартенев
В главной роли: Мария Никифорова
Длительность: 1 час 20 минут
Язык: русский
Страна: Россия
Театр: «Театр-наркомфин»
Премьера: сентябрь 2006

Постановка известной пьесы Даниила Хармса «Елизавета Бам» эпатажного молодого режиссера Федора Павлова-Андреевича, создателя эксперементального театра «Театр-наркомфин» сразу привлекла внимание своей эксцентричностью.

Как объясняет сам создатель спектакля в названии постановки специально изменили первую букву (в оригинале «Е») для того «чтобы этот спектакль помнили по первой букве ''Э'', в которой спрятан сакральный смысл». Для оформления декораций (ослепительно красное пространство с двумя металлическими бочками-башнями) Павлов-Андреевич пригласил нью-йоркскую художницу Катю Бочавар, с которой познакомился, работая с Робертом Уилсоном. Костюмы для постановки создал гламурно-авангардный модельер Андрей Бартенев. За хореографию отвечали известные в кругу московского модерн-данса Дина Хусейн и Аня Абалихина. Главную роль сыграла известная актриса Малого драматического театра Мария Никифорова. В остальных ролях играли студенты.

Пресса о спектакле

Елизавета-бам-трах-тибедох

Бывают театральные спектакли, а бывают модные театральные проекты. Бывают театральные режиссеры, а бывают на все руки мастера из смежных, так сказать, областей. Считается, что первых можно допускать в театр, а вторых лучше держать от него подальше. Если бы все было так просто.

Вот — модный проект «Элизавета Бам», которую показывают в Театре Моссовета. А это Федор Павлов-Андреевич, поставивший «Элизавету Бам», которую показывают в Театре Моссовета. А это марка Face Fashion, которую возглавляет Федор Павлов-Андреевич, поставивший «Элизавету Бам», которую показывают в Театре Моссовета. А это разные телепередачи, которые вел Федор Павлов-Андреевич, поставивший «Элизавету Бам», которую показывают... А есть еще журнал «Молоток», который учил детей пубертатного возраста, как им прямо на уроках ..., закрытия которого добивается Генпрокуратура, главным редактором которого является Федор Павлов-Андреевич, который поставил «Элизавету Бам»...

Федора Павлова-Андреевича можно упрекнуть в чем угодно, только не в том, что сидит сложа руки. Руки у него все время чего-то делают, голова варит, работа вокруг кипит. И эти бурные действия рождают столь же бурные противодействия. Активность Павлова-Андреевича хочется ввести в какие-то берега, но она заливает все вокруг, как река в половодье. Теперь воды ее дошли до Театра Моссовета. И тут уж театральным критикам впору, засучив рукава, осушать подведомственную территорию. Я вот думаю, а надо ли.

Спектакль получился скучный, хотя местами изобретательный. Его главный принцип — предоставить абсурд Хармса самому себе. Тоже не вводить его в берега. Здесь преследователи Элизаветы Бам, похожие на шустрых сперматозоидов, то в соответствии со своей природой ползают, извиваясь, то вдруг встают на четвереньки и лают, то упражняются в каких-то восточных единоборствах. Сама Элизавета Бам (наделенная ярким комедийным дарованием актриса додинского МДТ Мария Никифорова) — такая же озорница. Судя по всему, она боится своих преследователей не больше, чем дети, играющие в казаков-разбойников, боятся ребят из команды-соперницы. В модный проект приглашен модный и очень талантливый художник Андрей Бартенев, который напридумывал для спектакля воз и маленькую тележку разных костюмов. Мама Элизаветы Бам (она же папа) похожа на оживший плакат Владимира Маяковского для окон РОСТА. У самой корпулентной Элизаветы, наряженной в супрематическое трико, отсутствует одна грудь, зато есть один каблук. Визуальный ряд придает хармсовскому абсурду совершенно особый оттенок. Ведь кто такие обериуты — это авангардисты, оказавшиеся вдруг в тенетах нарождающегося сталинского классицизма. Холодный ужас потерянности во времени и эстетической несовместимости с окружающей средой и сообщает их лукавым играм трагическую интонацию.

Бартенев возвращает «Елизавету Бам», написанную в конце 30-х, в лоно породившей ее эпохи. В его вызывающе-футуристических костюмах хорошо бы представить не Хармса, а «Победу над солнцем» 1913 года рождения. Знаменитое произведение Александра Крученых, которое играли в декорациях Малевича, пронизано желанием ниспровержения всего и вся, верой в светлое пришествие царства будетлян. Главное сломать, построить всегда успеем. В «Елизавете Бам» Хармса иное. Тут не пафос ниспровержения, а скорее страх от того, что мир ломается на части. Оттого-то у Крученых абсурд нестрашный, а у Хармса страшный (он уже заглянул в бездну). Оттого-то спектакль хорош как дефиле, а как спектакль скорее плох. Тут нет ни глубины, ни трагизма, ни экзистенциального ужаса, одни только примочки.

Видно, ох, видно, что Федор Павлов-Андреевич и К не просто спектакль ставили, они явно хотели сразить нас смелым решением. Хотели почувствовать себя футуристами в постмодернистские времена. То есть тоже заблудились во времени. Иногда думаешь, а не правильнее играть весь этот абсурд в гиперреалистических декорациях с кремовыми шторами. Вот где сшибка стилей и времен была бы наглядно представлена.

Есть, однако, в «Элизавете Бам» то, за что все же хочется сказать в адрес ее создателей добрые слова. Я ясно представляю себе главрежа какого-нибудь крупного театра, который, обхватив голову руками, думает: «Господи, опять наступает сезон и опять надо занимать в спектаклях труппу, этих пожилых звезд женского пола, будь они неладны. Чего ж для них такое подыскать-то? Ага, вот пьеса Джона Смита «Мадам, уже падают листья»! Пожалуй, сойдет». Ей-богу, неофитский энтузиазм постановщиков «Элизаветы Бам» милее мне, чем усталая мина этого гипотетического главрежа.

Да и в конце концов... Чем отвлекать детей от уроков, лучше уж искать новые пути в искусстве. Даже если они уже давно найдены другими.

Марина Давыдова. Известия, 28 сентября 2006 г.

Поддержите мальчика. «Элизавета Бам. Я никого не убивала» под крышей Театра имени Моссовета

Еще будучи октябренком, Федя Павлов-Андреевич выпустил в рамках школьной самодеятельности спектакль «Золушка». Достигнув четырнадцати лет, он поставил пьесу Даниила Хармса «Елизавета Бам», поручив заглавную роль своему другу и однокласснику, а ныне обозревателю «Газеты» Грише Дурново. Тогда о тех постановках не написала ни одна газета. Чуть возмужав, Федор Павлов-Андреевич занялся пиаром и возглавил рекламное агентство, но театр окончательно не забросил. Теперь о нем, будто о взрослом режиссере, пишут театральные критики.

В редакции «Газеты» раздался звонок.

— Здравствуйте! — прощебетал нежный девичий голос в трубке. — Вы знаете, директор нашего рекламного агентства поставил спектакль. По Хармсу. «Элизавета Бам». И вот теперь мы хотим вас пригласить.

— Директор агентства? — с недоумением переспросила редактор нашего отдела культуры. — Это что же, самодеятельное представление?

— Ну да, можно сказать и так. Своими силами поставили, а играем в Театре Моссовета, на сцене «Под крышей», — бодро отрапортовала девушка.

— Ну что же, это похвально. А играет кто?

— Ну как кто? Сотрудники нашей компании.

Собравшись пожелать успеха молодому коллективу в его творческих дерзаниях и постеснявшись сообщить, что она и сама в юные годы участвовала в школьной самодеятельности, редактор уже почти было повесила трубку. Но в этот момент выяснилось, что костюмы к спектаклю сшила на досуге не главная бухгалтерша условной фирмы «Glamour Inc.», а известный модельер Андрей Бартеньев. Что Елизавету Бам играет не секретарша директора, а замечательная актриса из театра Льва Додина Мария Никифорова. Наконец, что поставил пьесу Хармса начинающий режиссер Федор Павлов-Андреевич — сын такого талантливого драматурга, как Людмила Петрушевская.

Что, собственно, изменилось с тех ностальгических времен, когда Елизавету Бам играл школьник Гриша Дурново? Много чего. У Федора Павлова-Андреевича существенно прибавилось возможностей. Увы, не творческих возможностей, а пиаровских. Самое главное, теперь он может найти спонсоров и покровителей, которые обеспечат спектаклю присутствие хороших актеров и яркое изобразительное решение. Обэриута Хармса Андрей Бартеньев стилизовал под конструктивизм 20-х годов. И разве так уж важно, что обэриуты некогда противопоставляли себя и футуристам, и конструктивистам, занимаясь в искусстве чем-то иным? Жили-то и творили в одну историческую эпоху, а все остальное — мелочи.

У Элизаветы Бам («Э» в начале имени «Елизавета», — философствует пресс-релиз спектакля, — было решено поставить сразу, чтобы этот спектакль все помнили по первой букве — «э» оборотной, в которой, конечно, спрятан сакральный смысл») на голове растет черный кабачок, а у Элизаветиных преследователей Ивана Ивановича и Петра Николаевича — две тыквы. Еще у госпожи Бам имеются одна шарообразная сиська, один каблук, да и сама актриса Мария Никифорова являет собой в этой роли некое инопланетное шарообразное существо, благо, к тому располагают ее природные формы. Во втором составе эту же роль играет стройный Евгений Стычкин, и его Элизавета, видимо, кое-чем отличается. Говорю «кое-чем», поскольку в изощренный бартеньевский костюм можно всунуть без особого ущерба для спектакля чью угодно голову — хоть никифоровскую, хоть стычкинскую. Да хоть главного бухгалтера к творчеству привлекай. Заметить, чем Мария Никифорова как актриса лучше (или хуже) двух студентов, обильно потеющих в герметичных костюмах Ивана Ивановича и Петра Николаевича, за время спектакля (1 час 20 минут) решительно нельзя. Первые пятнадцать минут представления тратятся на то, чтобы рассмотреть все его диковинные приметы, а оставшееся время зритель, удовлетворив любопытство, обречен терпеть тягомотный бубнеж актеров. Какие-то куски очень точной по своему ритмическому построению пьесы изымаются, взамен добавляется что-то иное хармсовское и в результате получается нечто рыхлое, аморфное, никак не мотивированное.

Впрочем, все это не так важно, как хороший пиар. Талантлив ли он или бездарен, но у режиссера Павлова-Андреевича светлое будущее. Совсем скоро, едва только закончится реставрация дома Наркомфина на Новинском бульваре (одного из шедевров конструктивисткой архитектуры), туда вселится театр Павлова-Андреевича. Театр займет пентхаус и примет гордое название «Наркомфин».

Уж лучше бы фокусы на корпоративных вечеринках показывали, что ли.

Глеб Ситковский. Газета, 28 сентября 2006 г.

Извивчивые господа

Прошла премьера постановки «Элизаветы Бам» — Хармс неожиданно угодил на гламурный светский прием.

Конечно, если бы это шоу показывали на каком-нибудь светском приеме, если бы длилось оно минут пятнадцать, а вокруг прогуливались публика с шампанским, оно бы выглядело вполне уместно. Все бы с симпатией смотрели на театрализованное дефиле, где актеры корчат рожи и скачут в костюмах Андрея Бартенева. А потом бы кто-то прислушался и заметил:

«А ведь модели не просто какую-то ахинею кричат — это текст Хармса! Сразу видно, что режиссер Федор Павлов-Андреевич — из хорошей, культурной семьи».

Но шоу длится час двадцать, идет на сцене профессионального театра («Сцена под крышей» театра имени Моссовета), называется спектаклем и имеет большие амбиции.

Федор Павлов-Андреевич, светский персонаж, телеведущий, глава агентства face fashion и участник огромного количества разного рода шумных начинаний, поставил «Элизавету Бам» Хармса. Пьеса эта очень известна, за последние 20 лет многократно переиздавалась и ставилась, но режиссер объявил, что Хармса у нас забыли, и эта постановка призвана вернуть писателя в культурный контекст, тем более что как раз в эти дни главному русскому абсурдисту исполняется 100 лет. (На самом деле 100 лет Хармсу исполнилось в прошлом декабре, но это не важно).

Кроме того, спектакль Павлова-Андреевича знаменует появление нового театра под названием «Театр-наркомфин», а его задача в свою очередь — привлечь внимание к «Дому наркомфина» — разрушающемуся шедевру конструктивизма, расположенному на Новинском бульваре. Тем более, что и дом, и пьеса — одного года рождения, 1929-го. (На самом деле, «Элизавета Бам» написана в 27-м, а Дом наркомфина достроен в 30-м, но это не важно).

Дело в том, что спроектированный Моисеем Гинзбургом «дом-коммуна», о печальной судьбе которого в последние годы кричали все историки архитектуры, наконец-то начнут реконструировать. И тогда, оказывается, в нем будет отведено место и театру Федора Павлова-Андреевича.

Создатель «Театра-наркомфина» уже имеет небольшой режиссерский опыт. Четыре года назад он поставил пьесу своей мамы Людмилы Петрушевской «Бифем». Тогда театральная компания тоже была свежеобразованной и называлась «Театр кофе Амбассадор», видимо, по названию спонсора. Тогда так же пространство казалось стерильным, а жесты и голоса — механическими. Но грандиозная пьеса Петрушевской, рассказывающая о том, как голову разбившейся в катастрофе дочери подсадили на тело матери, и теперь две головы ругаются, сидя на одних плечах, работала сама на себя. Достаточно было слышать этот текст (до того не игравшийся и не публиковавшийся в России), и никакое исполнение уже не могло помешать восторгу.

С «Элизаветой Бам» — дело другое.

(Кстати, тут название спектакля — «Элизавета Бам». Как многозначительно объясняет театр: «Э» в начале имени «Елизавета» было решено поставить сразу, чтобы этот спектакль все помнили по первой букве — «э» оборотной, в которой, конечно, спрятан сакральный смысл«). Хармсовский текст действительно сложно построен. В его основе история о том, как двое, Иван Иванович и Петр Николаевич (тут их почему-то произносят как ИванОвич и НиколаЕвич), приходят арестовать молодую женщину Елизавету Бам за убийство, которое она вроде бы не совершала. Сюжет, согласитесь, для конца 20-х не случайный. Тут есть и прозаические разговоры, и стихи, и что-то похожее на детские песенки или просто футуристическую глоссолалию. Как, к примеру, прикажете ставить такую песню хора:»До свиданья, до свиданья.\ II—I \ II—I \ Растворились ворота, показались I—I \«?

Но существует традиционная школьная точка зрения: непонятное — значит бессмысленное. А значит, все герои должны быть странно одеты, говорить не своими голосами (пищать, басить, скрипеть) с интонациями роботов, ходить на несгибающихся ногах, расставив руки, или, наоборот, странно извиваться.

Весь этот нехитрый арсенал уже был освоен студийным театром конца восьмидесятых, тогда это казалось очень авангардным.

Теперь те же дилетантские опыты явились со сцены «Театра-наркомфина», но уже в богатой упаковке нашего времени и укомплектованные профессионалами.

Декорации (ослепительно красное пространство с двумя металлическими бочками-башнями) сделала ньюйоркская художница Katya Bochavar (с ней Павлов-Андреевич познакомился, работая с Робертом Уилсоном), к главной песне спектакля на музыку Соловьева-Седого (»Во всем нужна сноровка...«) заново написала слова, а потом и спела Людмила Петрушевская. За хореографию отвечали Дина Хусейн и Аня Абалихина, уже ставшие известными в кругу московского модерн-данса. Ко всему этому прибавьте игравшую у самого Додина милейшую актрису Марию Никифорову — она исполняет роль Елизаветы Бам (а во втором составе, как указано в программке, ее сменяет Евгений Стычкин, впрочем, ни одна, ни другой для спектакля значения не имеют). Ну и, наконец, главного участника представления — гламурно-авангардного костюмщика Андрея Бартенева.

Толстушка Бам ковыляет по сцене на одном каблуке, в красно-белом трико, натянутом, как презерватив, и с торчащей на голове черной колбасой, похожей на пенис. К груди ее прицеплена еще одна пухлая грудь размером с подушку. Второй груди нет, но на том месте, где ей следует быть, нашит черный квадрат. Зато у еще одного героя все ноги в многочисленных розовых трясущихся грудях, а вместо головы у него что-то вроде гармошчатой шляпки поганки. Герой, обозначающий одновременно папашу и мамашу, выглядит, как робот, сложенный из Лего, а извивчивые господа, пришедшие арестовать Бам, носят надутые шляпки грибов-дождевиков.

Рассматривать шесть костюмов полтора часа кряду скучно, зато понятно, что такая эффектность стоит немалых денег.

Точно определить, кто именно так серьезно вкладывается в профессиональное становление Федора Павлова-Андреевича (если не считать театра Моссовета, предоставившего площадку), так и не удается. Но, судя по благодарностям в программке, есть тут и частные благодетели (компания»Миан»), и государство (ФАКК). Что тут можно сказать? PR-талантам агентства face fashion — респект. Далеко не все труппы, занимающиеся театром давно и профессионально, могут похвалиться такими благодетелями.

Дина Годер. Газета.Ru, 26 сентября 2006 г.

Гламурный авангард. Модный режиссер Павлов-Андреевич поставил «Елизавету Бам»

Федор Павлов-Андреевич — сын замечательного драматурга и прозаика Людмилы Петрушевской, сделавший карьеру в модельном бизнесе и журналистике (он одновременно является главным редактором молодежного журнала «Молоток» и президентом PR-агентства Face fashion) стремительно развивает еще одну сторону своей многогранной личности.

Спектакль по пьесе Даниила Хармса «Елизавета Бам», в его постановке названной «Элизавета Бам. Я никого не убивала!», стал вторым взрослым сочинением в его карьере театрального режиссера.

Первым был спектакль по абсурдистской пьесе его матери «Бифем». Но еще до этого — в школьные годы — он поставил «Елизавету Бам» со своими одноклассниками. В эстетической последовательности ему не откажешь. Видимо, именно интерес к поэтике русского абсурда привел Павлова-Андреевича в первые ряды модных тусовок и модельного бизнеса. Он же сделал из него едва ли не идеолога группы художественной молодежи, объединенной вокруг культурных инициатив президентской администрации. И разве не любовью к поэтике русского абсурда можно объяснить то, что в это же самое время он называет бедность и террор лучшими условиями для художника?

Спектакль «Элизавета Бам» — лучшее выражение этого сложно составленного интеллектуального коктейля, автор которого в одном из интервью назвал себя представителем поколения «циничных романтиков». В программке к спектаклю он назван первым проектом театра «Наркомфин», который должен был расположиться на крыше разрушающегося памятника конструктивизма 20-х годов. Модельер Андрей Бартенев сочинил для него костюмы, в которых очевидно прослеживаются мотивы картин Малевича и художников-супрематистов, а нью-йоркская художница Катя Бовчар использовала в декорации элементы конструктивистской архитектуры.

Костюмы Бартенева обнаруживают замечательное свойство: одетые в них люди похожи на неодушевленные и легко трансформируемые художественные объекты, вписанные в конструктивистскую среду.

Когда замечательная актриса Малого драматического театра Мария Никифорова, в спектакле Павлова-Андреевича играющая Елизавету Бам, появляется на сцене, ее комически большое, подвижное тело, затянутое в красно-белое трико с единственной надувной грудью и одним каблуком, тоже кажется скорее куклой, чем живым человеком. Верность и строгость, с которой актриса демонстрирует верность режиссерскому замыслу, внушает уважение, но отчего-то досадно, что кричащий от боли взгляд остается единственным проявлением ее колоссального темперамента и драматической силы.

Вокруг этой Элизаветы извиваются два куклоподобных молодых актера, демонстрируя всю сложность лингвистических экспериментов, проводимых обэриутами, но извлечь хоть какую-то историю из этих телодвижений практически невозможно. Зафиксированный Хармсом ужас человека 30-х годов («Они обязательно войдут, чтобы поймать меня и стереть с лица земли»), атмосфера того самого террора, который молодой режиссер полагает необходимым условием для подлинного творчества, полностью исчезает из эстетских, «нечеловечески красивых» пассажей его театрального сочинения.

Остается удивляться поистине абсурдному парадоксу, который предлагает нам поколение «циничных романтиков». Предлагаю внести его в эстетический словарь «двухтысячных голов» под названием «претенциозный, или гламурный авангард».

Алена Карась. РГ, 28 сентября 2006 г.

Бам и не снилось. Театр-наркомфин показал Москве свою первую премьеру — «Элизавета Бам. Я никого не убивала»

На вопрос: «Что за театр такой?» — я вам не отвечу. Сама не знаю. Похоже, собралась группа энтузиастов, назвала себя Театром-наркомфином, и все дела. Звучит по крайней мере прикольно. А это, как вы сами понимаете, сегодня важно. Сразу обнаруживаются молодежный азарт и оригинальность. Сомневаюсь, что театр этот будет работать сколько-нибудь регулярно, не для того собирались. Тогда для чего? — спросите вы. А для того, чтобы режиссер самовыразился. Тоже, знаете ли, повод.

Режиссером тут — Федор Павлов-Андреевич. Человек небезызвестный. Во-первых, сын писательницы Людмилы Петрушевской, а во-вторых, и сам талантами не обделен. Журналист он точно талантливый. Когда-то мы с ним трудились в одном глянцевом журнале, писал он очень хорошо, на зависть просто. Потом засветился на телевидении, какое-то ток-шоу, помню, вел вместе с Людмилой Нарусовой. А потом ему захотелось попробовать себя в качестве режиссера. Отчего нет? Некоторые считают, что талантливые люди, они во всем талантливы. «А вот и нет», — скажу я вам, и эта самая «Элизавета Бам» будет мне в том порукой. Кстати, а почему — Элизавета? У Даниила Хармса, имя которого значится на афише в качестве автора, написано — Елизавета. А так эксцентричнее, вот и весь ответ.

Сам Хармс тоже не лыком шит, у него своей эксцентрики хоть отбавляй, его текст не всякому откроется, тут известное напряжение нужно. Собственно, режиссер как раз и должен помочь нам совершить это усилие и прорваться к смыслу. Но Павлов-Андреевич, как те наши революционеры, пошел другим путем. Он решил на хармсовский абсурд ответить двойным абсурдом, да так, чтобы уж никто ничего не понял. На пригласительном билете мелкими буквами сверху написано: «Вижу ноты вижу мрак вижу лилию дурак». Повторено подряд в две строки и без знаков препинания. Если это эпиграф, то он очень выразительный. Но лилии видно не было, а мрак точно был, и дураками себя могли ощущать все присутствующие (кроме друзей и товарищей, они не в счет). То есть непонятно было решительно все. Кто эти люди, одетые в какие-то диковато-странные костюмы, рожденные неуемной фантазией Андрея Бартенева? У Элизаветы, например, красно-белое трико, одна надутая грудь торчком и одна туфля. О чем они говорят и что хотят друг от друга? Догадаться не было никакой возможности, очень уж много всего накручено.

Час с лишним мелькали персонажи, принимали разные позы, кривлялись, клоунничали, на что-то влезали и слезали, размахивали руками и произносили какие-то слова. Все вокруг скрипело, шипело и мигало, ни во что не складываясь. В какой-то момент изобразили физкультурный парад 30-х годов под музыку Соловьева-Седого к фильму «Первая перчатка» — «во всем нужна сноровка» и так далее. Новые слова написала Людмила Петрушевская, она же и спела. Три секунды было забавно. Но все остальное время чувствовать себя дураком было не очень приятно.

А вот чего у Павлова-Андреевича не отнять, так это способности чем-то таким увлечь артистов. Они все очень старались. Бам у него играет не кто-нибудь, а Мария Никифорова, известная актриса из питерского Малого драматического. Интересно, каково ей после додинской школы в физкультурных упражнениях участвовать? А с другой стороны, что такого? Как было сказано со сцены: «жизнь — не фокус».

Марина Зайонц. Итоги, 2 октября 2006 г.