«Это и то»: формула существования

Текст Друскина «Вестники и их разговоры» заканчивается такими словами: «Вестники знают язык камней. Они достигли равновесия с небольшой погрешностью. Они говорят об этом и том»¹.

Эта фраза написана на языке, по меньшей мере загадочном: понятия «некоторое равновесие с небольшой погрешностью» и в особенности «это и то» заслуживают отдельного обсуждения ввиду их исключительной важности в сочинениях двух интересующих нас писателей.

«Это и то» возникают на протяжении всего творчества Друскина, и, в соответствии с периодами его жизни, появляются различные варианты их значений². Здесь кроется причина, по которой мы, в рамках этой работы, можем набросать лишь отдельные элементы, которые позволят объяснить возникновение этих понятий в текстах Хармса³. Мы можем подойти к теме «это и то» как к продолжению рассуждения о точках. Действительно, основная идея та же: мир есть сумма частей (точек), каждая из которых «эта» по отношению к другой, являющейся «той» в некоторый момент их встречи. Эти части не связаны, но расположены друг против друга, и между ними мы находим тот же промежуток, о котором мы говорили в связи со временем и который философ называет в «Признаках вечности» «небольшой погрешностью» — термин, к которому мы еще вернемся: «Я вижу два места: это и то. Признаки одного места мне известны. Некоторое усилие связано с ним. Признаки другого известны мне меньше. Я искал места, где был я. Это и то — места, где был я. Между этим и тем также мое место. Может быть, это последнее место, но там ничего нет. В этом есть небольшая погрешность. Это и то не соединены. Они стоят разделенные: это как это и как то»⁴.

В этом взгляде, который, разумеется, напоминает взгляды структуралистов, каждая часть (или точка) образует полную систему, входящую в контакт с другими системами, образуя, таким образом, новую систему, и т. д. ...Более того, в концепции Друскина всякая система существует лишь во взаимодействии с другой. Иными словами, что не связано со мной — не существует:

«Всякое собрание точек будет системой. Может быть, это некоторые точки, даже одна или их много, и множество их определяется числом. Нет беспорядочного собрания, т. к. всякое собрание определяется или порядком или близостью. Старой системой я называю ту, которая не имеет ко мне отношения, новой — имеющую. Всякое существование есть некоторая система, но также существованием я называю это или то, что еще не стало системой. Это или то есть начало — то, что имеет ко мне отношение сейчас, когда я обратил на него внимание. Это новая система, в ней не больше одной точки. Всякая предельная точка принадлежит к новой системе. <...> Различие старой и новой системы — небольшая погрешность. Существует только одна система — новая, она содержит всего одну точку»⁵.

Итак, мы снова имеем дело с мыслью, которая, на первый взгляд, могла бы показаться парадоксом: все, что уже произошло, и все, что еще не произошло, есть небытие. Как и в рассуждении о времени, Друскин обращает свой интерес к «началу» события, к «сейчас». «Сейчас имеет начало, конец его утерян», — писал он в своем дневнике.⁶ Именно встреча этих начал становится самим условием существования. Это означает, что мы вновь касаемся отношения к реальному. Пытаясь все свести к некоторой космической одновременности, Друскин склоняется к более реальному видению мира и существования. Эта последняя идея получит в творчестве Хармса интереснейшее развитие как в его прозаических, так и поэтических текстах.

Несколько лет назад мы опубликовали текст «О времени, о пространстве, о существовании»⁷, который явился непосредственным откликом на сочинение Друскина и который можно рассматривать в какой-то мере краеугольным в мысли Хармса. В этих строчках писатель отталкивается от следующей идеи: чтобы существовать, мир должен восприниматься не как единая и однородная масса, но как единство различных частей, одна из которых всегда будет эта, а другая та:

«1. Мир, которого нет, не может быть назван существующим, потому что его нет.

2. Мир, состоящий из чего-то единого, однородного и непрерывного, не может быть назван существующим, потому что в таком мире нет частей, а раз нет частей, то нет и целого.

3. Существующий мир должен быть неоднородным и иметь части.

4. Всякие две части различны, потому что всегда одна часть будет эта, а другая — та»⁸.

Идея существования с помощью разделения — фундаментальная у Хармса, выдвинувшего впоследствии тезис, следуя которому всякая вещь существует только в той степени, в какой можно сказать, что она не существует. Именно эта возможность отрицания связывает «это» с «тем». Такую связь писатель называет «препятствием»:

«5. Если существует только это, то не может существовать то, потому что, как мы сказали, существует только это. Но такое это существовать не может, потому что если это существует, то оно должно быть неоднородным и иметь части. А если оно имеет части, то, значит, состоит из этого и того.

6. Если существует это и то, то, значит, существует не то и не это, потому что если бы не то и не это не существовало, то это и то было бы едино, однородно и непрерывно, а следовательно, не существовало бы тоже.

7. Назовем первую часть это, вторую часть — то, а переход от одной к другой назовем не то и не это.

8. Назовем не то и не это "препятствием".

9. Итак: основу существования составляют три элемента: это, препятствие и то»⁹.

Понятие «препятствие» почти в точности совпадает с понятием «промежуток» у Друскина. Речь сводится в действительности к «черте раздела», как называет ее Хармс в другом варианте¹⁰, между «этим» и «тем», то есть к нулю, к тому самому нулю, который служит препятствием между отрицательным и положительным рядами чисел¹¹. Таким образом, можно выразить «формулу существования», пользуясь терминологией Друскина¹², тем, что, на первый взгляд, опять-таки выглядит парадоксом, а именно: каждая вещь существует только вследствие возможности самоотрицания. Так же как -1 + 1 = 0, существование зиждется на том, что кажется пустым. Отметим, что достаточно отсутствия одного из этих трех элементов, чтобы эта «Троица существования»¹³, как в дальнейшем назовет ее Хармс, рухнула:

«20. Три, самих по себе несуществующих основных элемента существования, все три вместе образуют некоторое существование.

21. Если бы исчез один из трех основных элементов существования, то исчезло бы и все целое. Так: если бы исчезло "препятствие", то это и то стало бы единым и непрерывным и перестало бы существовать»¹⁴.

В этом отношении концепция времени у Хармса очень близка к умозаключению Друскина. Если же это рассуждение применить к временной категории, то окажется, что именно настоящее время играет роль препятствия между прошедшим, которое больше не существует, и будущим, которое еще не существует: «Рассматривая порознь эти три элемента, мы видим, что прошедшего нет, потому что оно уже прошло, а будущего нет, потому что оно еще не наступило. Значит, остается только настоящее <...>»¹⁵.

Но тогда что же такое настоящее? — спрашивает себя писатель. Когда воплощается слово, то буквы, уже произнесенные, относятся к прошедшему, а те, которые еще предстоит произнести, — к будущему. То же и со звуками, имеющими определенную продолжительность. Итак, настоящее не существует; есть только точка перехода, препятствие между прошедшим и будущим»¹⁶.

То же рассуждение можно построить относительно пространства, в котором переход одного «там» к другому «там» сталкивается с препятствием «тут»: «При переходе от одного там к другому там надо преодолеть препятствие тут, потому что если бы не было препятствия тут, то одно там и другое там были бы едины»¹⁷.

В силу этих выводов и утверждения, что «<...> как только пространство и время приходят в некоторое взаимоотношение, они становятся препятствием друг другу и начинают существовать»¹⁸. Хармс приходит к мысли, что «"настоящее" времени — это пространство»¹⁹ и такой же мере «тут пространства — это время»²⁰. Близость с тезисами Друскина становится очевидной. Мы действительно приходим к тому же «здесь — сейчас», что и философ к неподвижному и направленному к нулю «здесь — сейчас».

Таким образом, «Препятствие является тем творцом, который из "ничего" создает "нечто"»²¹. Итак, если препятствие и в самом деле эквивалентно нулю, оно также является источником той энергии, которая создает жизнь. Оно — на пересечении времени и пространства и тем самым дает им жизнь, так же как и всей вселенной:

«48. То "нечто", что не является ни временем, ни пространством, есть "препятствие", образующее существование Вселенной.

49. Это "нечто" образует препятствие между временем и пространством.

50. Поэтому это "нечто" лежит в точке пересечения времени и пространства.

51. Следовательно, это "нечто" находится во времени в точке "настоящее", а в пространстве в точке "тут".

52. Это нечто, находясь в точке пересечения пространства и времени, образует некоторое "препятствие", отрывая "тут" от "настоящего".

53. Это нечто, образуя препятствие и отрывая "тут" от "настоящего", создает некоторое существование, которое мы называем материей или энергией»²².

Это «нечто» в действительности точка пересечения, представляющая время и место, в которых находится субъект. В конце своего рассуждения Хармс приходит к проблеме «я» в этой диалектике. Если три элемента вселенной есть время, пространство и материя (или энергия), которые, пересекаясь, создают «узел» и заставляют существовать эту вселенную, тогда, «Говоря о себе: "я есмь", я помещаю себя в Узел Вселенной»²³. Итак, можно предположить, что нуль не есть небытие или ничто, но единственная вещь, существующая реально. В дальнейшем мы увидим, что все это окажется не так просто.

Изучая последующие тексты «О ипостаси» и «О кресте»²⁴, можно оценить метафизический уровень мысли Хармса. Исходя из графического изображения небытия (то есть из того, что не разделено на части) с помощью прямой линии он представляет препятствие перпендикуляром, разрезающим эту прямую. Он изображает крест, который становится символом существования:

«17. Существует нечто единое, однородное и непрерывное, что, однако, как было сказано в п. № 2, не может быть названо существующим. Изобразим это графически прямой линией.

рис. 1

18. Чтобы это нечто стало существующим, оно должно иметь части (п. № 3).

19. Части, как сказано в п. № 9, создаются через препятствие. Изобразим графически препятствие в этом едином существовании.

рис. 2

20. Таким образом, мы графически изобразили, как препятствие пп создает части "это" и "то".

21. Превращая это графическое изображение в символическую фигуру, мы получаем крест.

рис. 3

22. Повторяю: крест есть символический знак закона существования и жизни»²⁵.

Точка пересечения двух прямых, хотя и является эквивалентом нуля, как любая точка, есть, таким образом, носитель всей вселенной. Крест сам является символом прихода на землю Бога — идея, заключенная в единственном разделе, составляющем «О ипостаси» («Бог един, но в трех лицах»)²⁶, в котором Христос выступает как препятствие (земное-здесь, сейчас) между Богом и Духом. Устанавливая в двух последних пунктах «О кресте» серию Рай («это») — Мир («то») — Рай («это»)²⁷, Хармс приходит к той же самой идее, что и Друскин, следуя которой жизнь есть только «мгновение», вступая в отношения с вечностью, направлено к нулю²⁸.

Если попытаться поставить точку под тем, что только что сказано, мы приходим к двум рядам, появляющимся перед тем, как мир еще не существует, или после того, как он уже существовал: «это», «прошлое», «там», «время», «Бог», «Рай» — с одной стороны, и соответственно «то», «будущее», «там», «пространство», «Дух», «Рай» — с другой. Между этими двумя рядами мы имеем: «препятствие», «настоящее», «здесь», «материя» (или «энергия»), «Христос», «Мир». Итак, мы видим, что все эти рассуждения стремятся привести жизнь с ее космическим началом, к той точке, которая доступна человеку. Действительно, третий ряд — ряд человека, который отныне становится нулевой точкой всех пересечений, а следовательно, «Узлом Вселенной»; повторим, что эта проблематика очень близка к идеям супрематизма.

К некоторым сочинениям Хармса следует приступать именно в свете этих размышлений. Таково стихотворение «Не́теперь» (1930), которое как раз вписывается в контекст этого философского диалога чинарей и которое, вероятно, должно было несколько удивить миллионы читателей «Огонька» весной 1988 г.²⁹:

Это есть Это.
То есть То.
Это не То.
Это не есть не Это.
Остальное либо это, либо не это.
Все либо то, либо не то.
Что не то и не это, то не это и не то.
Что то и это, то и себе Само.
Что себе Само, то может быть то, да не это, либо это, да не то.
Это ушло в то, а то ушло в это. Мы говорим: Бог дунул.
Это ушло в это, а то ушло в то, и нам неоткуда выйти и некуда прийти.

Это ушло в это. Мы спросили: где? Нам пропели: Тут.
Это вышло из Тут. Что это? Это То.
Это есть то.
То есть это.
Тут есть это и то.
Тут ушло в это, это ушло в то, а то ушло в тут.
Мы смотрели, но не видели.
А там стояли это и то.

Там не тут.
Там то.
Тут это.
Но теперь там и это и то.
Но теперь и тут это и то.
Мы тоскуем и думаем и томимся.
Где же теперь?
Теперь тут, а теперь там, а теперь тут, а теперь тут и там.

Это быть то.
Тут быть там.
Это, то, тут, там, быть, Я, Мы, Бог.
      29 мая 1930 года³⁰.

Это стихотворение содержит абсолютно все то, что мы только что изучали на предыдущих страницах. Первые строки вводят «это» и «то» как отдельные и независимые сущности; «это» есть «это», «то» есть «то», и «это» не есть «то». Говоря дальше, что «Это не есть не Это», поэт подчеркивает возможность отрицания (и далее самоотрицания) всего, так как «не это» есть сущность, отдельная от всех. Во второй строфе встречаются «это» и «то». Два стиха «Это есть то. / То есть это» воспроизводят момент препятствия, точку пересечения, дающую жизнь. Вот почему говорится «Бог дунул». Эта точка «тут» («Тут есть это и то»), которая может существовать только при встрече с «там». Встреча происходит в месте остановки времени — «теперь», которое находится всюду сразу:

Теперь тут, а теперь там, а теперь тут, а теперь тут и там.

Последние стихи возникают в этом контексте как вариант формулы «все есть во всем», все есть в этой нулевой точке, неподвижной, которая находится одновременно тут и там, вечно в настоящем. Точка — нулевая, потому что настоящего не существует, отсюда и название «Не́теперь», которое не мог бы передать ни один перевод. Последний стих по расположению слов, освобожденных от всяких грамматических отношений, даже по форме напоминает это существование в разделенности, когда «это» и «то» приходят в жизнь, встречаясь в «я», отныне по образу и подобию «Бога», являющегося последним словом стихотворения, точкой всех пересечений, а следовательно, живой.

Та же идея заключена и в стихотворении Друскина, написанном как раз перед «Не́теперь», — «Полет души»³¹, в котором философ вводит понятие «соприсутствие», совпадающее, на наш взгляд, с понятием «препятствие» у Хармса:

    ПОЛЕТ ДУШИ

В небе летала душа этого. Расходились линии первых трамваев.
И за всем этим чувствовалось просыпание могучей природы.
Я был как большой человек, как великан, подпирающий своими плечами небо.
Полет души чист и ясен.
Проходят мурашки по телу, вздрагивает тело — могучая природа вставала.
Из осколков происходит соединение, происходит соединение
и из осколков встает новая жизнь под старым названием. Встает соприсутствие.
На границе: могучая природа вставала — стало утро.
На границе (другой): соприсутствие. Зимние линии первых трамваев.
В небе летала душа этого и полет души был чист и ясен.
      1929³².

Здесь нам кажется очень важным понятие «граница», которое встречается во всех произведениях Друскина и является частью понятия «начало»³³. Мы не ставим перед собой задачу проследить различные проявления этой концепции в сочинениях философа, но, по нашему мнению, важно ее выделить, так как она приводит нас снова к идее существования в разделении, к идее, содержащейся уже в самом выражении «это в отличие от того», которое Друскин употребляет в трактате «Это и то»³⁴ и которое мы встречаем у Липавского в следующем определении «троицы существования»:

«Нельзя говорить "существует", "не существует", а надо говорить "существует по отношению к тому-то и не существует по отношению к тому-то". <...> Вот почему "существовать" значит "отличаться"»³⁵.

Но, как мы увидим в конце этой главы, на основании текстов самого Липавского, эта попытка, которая изначально ставила перед собой цель понять мир в его целостности, приведет, напротив, к его дроблению.

Примечания

1. Друскин Я. Вестники и их разговоры.

2. Друскин признает это сам в тексте «Это и то», где он пытается определить различные пути исследования, начиная с этих двух понятий.. В своем дневнике он пишет по поводу «Исследования об этом и том», которые лежат в основе нескольких глав «Разговоров вестников»: «Первоначально это трактат о невозможности рассуждения. Затем о возможности рассуждения через перечисление способов невозможности рассуждения. Наконец построение видимости как явления сущности <...>. Исследование о высказывании этого и того. Высказывание одного возвращается к высказыванию этого или этого и того. Это уже метод: как делить, как называть и как продолжать разделение. Но в "Исследованиях об этом и том" имеется и о названиях, и о погрешности, и о времени, и о мгновении, и о последовательности» (Друскин Я. <Дневник>). Кроме того, все в том же дневнике философа мы находим два несколько отличающихся друг от друга определения «то», одно — положительное, другое — отрицательное, но оба связаны с психологическим состоянием, которое варьирует в зависимости от ощущения присутствия Бога: «1) то — общее имя для игнавии, нулевого состояния, для ничто, для состояния точки, затерявшейся в пустом пространстве, для оно (отрицательное состояние).

2) то — другое абсолютное положительное состояние, как противополагаемое этому, как то за тем <...>. Тогда за тем — Бог» (Друскин Я. <Дневник>). Цитируется в нашей статье: «Чинари: несколько слов о забытом философском направлении». Термин «игнавия» обозначает в словаре Друскина состояние депрессии и творческой прострации:

«Игнавия <...> — это невозможность и быть при деле и не быть при деле (25 мая 1967). Материальная игнавия или по содержанию — абсолютное состояние и причина того, что я не пишу. Формальная игнавия — уныние от того, что я не пишу, вернее от того, что я не могу освободиться от материальной игнавии. Дело не в том, чтобы писать исследования, игнавия мешает видеть, и от этого я не могу ни писать, ни видеть (24 декабря 1945).

Игнавия, уныние, оставленность Богом, безнадежность — все это одно: я хочу возопить громким голосом и не могу» (27 ноября 1965) (там же). Именно под этим названием А. Александров опубликовал одну из своих первых статей о Хармсе (см.: Александров А. Игнавия // Svëtova literatura. 1968. № 6. С. 157—165; на чешск. яз.).

3. Отметим, что трудность усугубляется еще и тем, что мы прочитали только часть произведений Друскина, и это принуждает нас в некоторых случаях обобщать. Мысль философа находится постоянно в движении, и нет ни одного утверждения, которое не подверглось бы переосмыслению в последующем тексте, вот почему нам представляется важным настоять на том факте, что мы в дальнейшем сможем набросать лишь первые штрихи исследования, большую часть которого еще предстоит сделать.

4. Друскин Я. Признаки вечности.

5. Друскин Я. Классификация точек.

6. Приводим цитату полностью: «Сейчас имеет начало, конец его утерян. То, что в "Вестниках" я назвал поворотом, и есть возвращение к началу, к сейчас» (8 ноября 1975 г. Архив Л. Друскиной). Понятие «поворот» занимает большое место в рассуждениях Друскина и напоминает во многих отношениях идею вечного возвращения (см., кроме прочего: Классификация точек; см. также примеч. 110). Этот термин также перешел от него к Хармсу (см. примеч. 192 по этому поводу). И, безусловно, не случайно, что это слово занимает такое важное место в стихотворении Хармса «Вода и Хню», анализированном нами в 1-й главе.

7. Хармс Д. «(О времени, о пространстве, о существовании)» (1930-е годы) // Cahiers du monde russe et soviétique. Vol. 26/3—4. 1985. P. 304—307 (публ. Ж.-Ф. Жаккара). Мы отчасти возвращаемся на следующих страницах к анализу этого текста, сделанному в нашей статье «De la réalité au texte: l'absurde chez Daniil Harms», опубликованной в том же номере этого журнала (р. 269—303). Этот анализ, однако, недооценивает роль нуля, обнаруживая в нем лишь фактор тяготения мира к пустоте. Получив возможность вновь обратиться к рукописи, мы цитируем, учитывая исправления, которые смогли в него привнести (см.: ОР РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 379). Пункты с 1-го по 60-й этого текста написаны в тетради и предваряются зачеркнутым названием «О существовании». Они переписаны с черновика на четырех больших листах, носящего название, которое мы приводим здесь в квадратных скобках. Во второй тетради находится текст, состоящий из трех частей: «1. О существовании, 2. О ипостаси, 3. О кресте». Первая воспроизводит одиннадцать начальных пунктов первой тетради с некоторыми незначительными модификациями. Мы приводим все эти сведения, так на протяжении нашего анализа мы переходим от одной части к другой. Отметим еще, что этот текст не датирован, но мы можем отнести его к первой половине 1930-х годов, основываясь на его содержании, с одной стороны, и на почерке — с другой. В данных примечаниях мы ссылаемся на пункты, а не на страницы.

8. Там же. Пункты 1—4.

9. Там же. Пункты 5—9.

10. Во второй тетради (см. примеч. 107) Хармс дает черту раздела как синоним препятствия. Эти понятия близки к понятиям границы и предельной точки, встречающимся, кроме прочих, у Друскина в «Классификации точек», где они присоединяются к понятию поворота, определяемому как «возвращение к сейчас» (см. примеч. 106): «Предельные точки? не лежат в ряду, здесь нет направления, это место поворотов». Понятие-«граница» встречается еще в стихотворении «Полет души», цитируемом немного дальше в тексте.

11. Если бы не существовал нуль, было бы невозможно иметь два ряда чисел, один — отрицательный, другой — положительный. И значит, именно он заставляет их существовать. Но отметим еще, что на этой бесконечной линии чисел только он один освобожден от симметрии +/-. Следовательно, он представляет собой небольшую погрешность — основная мысль, которую мы дальше подвергнем анализу, и он покажет, что одно маленькое несовершенство позволяет частям мира выйти из небытия.

12. «Формула существования»: формула, взятая из текста с многозначительным названием «Трактат формула бытия», являющегося исключительно важным произведением философа. У него также есть и трактат «Формула несуществования» (1942) (Архив Л. Друскиной).

13. «Итак: деля единицу пустоты на две части, мы получаем троицу существования» (Хармс Д. <О времени, о пространстве, о существовании>. Пункт 11).

14. Там же. Пункты 20—21.

15. Там же. Пункт 30.

16. Там же. Пункты 31—38.

17. Там же. Пункт 43.

18. Там же. Пункт 25. Потом, начиная существовать, время и пространство становятся частью друг друга (пункт 26), и это взаимоотношение в конечном итоге выступает как само условие их существования: «Время, испытывая препятствие пространства, раскалывается на части, образуя троицу существования» (там же. Пункт 27).

19. Там же. Пункт 36.

20. Там же. Пункт 45.

21. Там же. Пункт 13.

22. Там же. Пункты 48—53.

23. Там же. Пункт 60. Здесь идет речь с последнем пункте первой тетради.

24. Хармс Д. О ипостаси (см. примеч. 107).

25. Хармс Д. О кресте. Пункты 17—22. В следующем пункте Хармс обращается к кресту древних египтян:

«Древние египтяне изображали крест так:

рис. 4

и называли его "ключом жизни" <...>» (там же. Пункт 23). Разумеется, эта система изображения ключа жизни понравилась поэту, поскольку здесь присутствует не только пересечение двух прямых в точке нуль (начало Друскина), но еще и развитие в положении касательной к символу нуля: кругу.

26. Хармс Д. О ипостаси. Пункт 12.

27. Над изображением египетского креста имеется надпись «рай — мир — рай», и эта вторая тетрадь завершается двумя следующими пунктами: «24. Вот еще одна схема того же основного закона.

Рай — Мир — Рай. 25. Рай — "это", Мир — "препятствие". "Рай" — "то"» (там же).

28. Идея о том, что жизнь всего лишь мгновение, часто повторяется у философа и, вероятно, была, в основном, одной из тех тем, которой отдавали предпочтение чинари. Если, как говорит Введенский, «день — это большое мгновение» (Липавский Л. Разговоры), то ничто не мешает рассматривать жизнь как еще большее мгновение, принимая во внимание тот факт, что в этой системе мыслей «больше» или «меньше» не имеют количественного значения, что мы уже наблюдали относительно чисел.

29. Хармс Д. Не́теперь // Огонек. 1988. № 17. С. 16. Это стихотворение было опубликовано впервые: Собр. произв. Т. 2. С. 46—47 (с репродукцией рукописи). Воспроизведено в нашей статье «Чинари: несколько слов о забытом философском направлении».

30. Мы цитируем по варианту из Собр. произв. Т. 2. С. 46—47. Интересно отметить, что хронологически это стихотворение располагается в том же периоде, что и рассмотренные нами в предыдущей главе «Звонитьлететь» и «Третья цисфинитная логика», которые, как это очевидно, чрезвычайно близки к ней тематически. По поводу этого стихотворения Друскин написал в 1970-е годы: «"Это" и "то" — термины, введенные мною в 1928 г. и обозначающие члены конъюнкций и дисъюнкций, применяемых при построении философских систем.

Знал ли Хармс философское определение этих терминов, когда писал эту вещь 29 мая 1930, или узнал их позже, я не помню. Если не знал, то тем более интересно такое неожиданное совпадение не только развития мыслей, но даже возникновение одинаковой терминологии у Хармса и его ближайших друзей» (Друскин Я. <Примечания к произведениям Д. Хармса> // ОР РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 16).

31. Друскин Я. Полет души // Чинари: Несколько слов о забытом философском направлении (публ. Ж.-Ф. Жаккара). Это стихотворение сопровождается другим: «Одно стоит. Пустая форма — в нем, но отделилась...», которое построено на том же мотиве, но касается понятий «одно» и «другое» и их взаимоперехода. Мы встречаем в этом стихотворении термин «само», который употребляется в «Не́теперь» Хармса.

32. В 1956 г. Друскин отметил относительно этого стихотворения: «Я не помню точно, как или в каком состоянии записал это, но помню то состояние, когда к часам 5—6 утра я кончил писать. В этих состояниях было какое-то ощущение мировой жизни. Может, душа этого — что-то вроде души мира, а само это, что-то конкретное мое, очень конкретное ощущение или состояние, оно было посредником между мною и мировой жизнью или мною и душой мира: душа моего этого была одновременно душой мира. Через это я прикоснулся к мировой жизни» (там же). У Друскина часто встречается понятие соприсутствия (см. текст, носящий название «Соприсутствие» (1928—1929). Архив Л. Друскиной).

33. См. примеч. 110 к наст. главе.

34. Вот первые строки этого трактата: «<...> Во-первых, если я хочу сказать что-либо, я укажу и скажу это. Во-вторых, сказав это, я отделю от того, следовательно, скажу это и то или это в отличие от того, первое будет разделением, второе — отделением.

В-третьих, сказав это и то или это в отличие от того, я скажу не это, но то, потому что это должно быть не больше чего-либо, но то больше.

Сказав что-либо, я сказал это. Это тоже больше, но что бы я о нем ни сказал, будет то.

В-четвертых, сказав это и то или это в отличие от того, я скажу одно и не больше чего-либо, до того как оно было сказано. Потому что то — другое к этому, но это и другое — что-либо, до того, как оно было сказано» (Друскин Я. Это и то.).

35. Липавский Л. «Определенное (качество, характер, изменения...)» // ОР РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 63.