3.3.2. Милая дама

Как отмечает Нахимовская (Nakhimovsky 1982: 92—93), между персонажами повести существует своеобразная сеть взаимосвязей, в центре которой находится старуха. Остальные персонажи во многом определяются по отношению к ней либо через сходство, либо через противоположность. Наиболее наглядно образ старухи, как показывает Нахимовская (там же), отражается в образе милой дамы. Например, первая встреча героя как со старухой, так и с милой дамой сопровождается почти одинаковым продолжением:

Я выхожу на улицу и иду по солнечной стороне. Весеннее солнце очень приятно. Я иду пешком, щурю глаза и курю трубку. (398)

Я вышел из булочной и встал и у самой двери. Весеннее солнце светит мне прямо в лицо. Я закуриваю трубку. (409)

Милую даму связывает со старухой и слово «рассчитаться».

— Ну вот и хорошо, — сказала дамочка. — А теперь идите. Я куплю, а потом рассчитаемся. (409)

Я запер дверь на ключ и, осторожно переступив через старуху, вышел на середину комнаты.

— Теперь мы с тобой рассчитаемся, — сказал я. (421)

На уровне фабулы их взаимное отношение проявляется в том, что старуха дважды препятствует герою развить знакомство с милой дамой: первый раз он приглашает ее к себе в гости, но вспомнив о трупе старухи, он бежит от нее (410). В другой раз чемодан со старухой мешает ему ее догнать:

И вдруг я увидел мою милую дамочку: она переходила улицу и не смотрела в мою сторону.

Я схватил чемодан и кинулся за ней. Я не знал, как ее зовут, и не мог ее окликнуть. Чемодан страшно мешал мне: я держал его перед собой двумя руками и подталкивал его коленями и животом. [---] Милая дамочка повернула в переулок. Когда я добрался до угла — ее нигде не было. (426—427)

Суть сопоставления образов старухи и милой дамы заключается в том, что они предлагают два возможных ответа на вопрос о том, что самое важное в жизни. Иными словами, общие признаки этих двух образов указывают на то, что вопрос один и тот же, а противоположности — на то, что их ответы на этот вопрос взаимоисключающие. Если старуха представляет прежде всего то, то милая дама представитель этого.

Самое яркое из внешних различий между ними то, что милая дама молода и очаровательна, а старуха — по крайней мере, после своей смерти — отвратительна. Как пишет Нахимовская (Nakhimovsky 1982: 93—94), в образе милой дамы воплощается идеал быта, который кажется весьма соблазнительным с точки зрения бедного героя: она предлагает удобство и удовольствие, а также непроблематичную, хотя, может быть, и банальную, веру в Бога. Старуха, со своей стороны, открывает перед героем мир трансцендентного. Предлагаемый ею путь не из легких: герой должен пройти через ужасные муки, и только после этого он может пережить возрождение.

Взаимоисключаемость альтернатив, предлагаемых старухой и милой дамой, проявляется именно в том, что герою невозможно быть с каждой из них одновременно. Кроме того, герой не может избежать выбора между ними, и, сделав свой выбор, у него, видимо, нет возврата к исходному пункту. Иллюстрацией этой проблематики служит его разговор с Сакердоном Михайловичем, затрагивающий возможность женитьбы.

— Да, если хотите, у меня в комнате есть другая дама, — сказал я, улыбаясь. — Теперь я никого к себе в комнату не могу пустить.

— Женитесь. Будете приглашать меня к обеду, — сказал Сакердон Михайлович.

— Нет, — сказал я, фыркая от смеха. — На этой даме я не женюсь.

— Ну, тогда женитесь на той, которая из булочной, — сказал Сакердон Михайлович.

— Да что вы всё хотите меня женить? — сказал я.

— А что же? — сказал Сакердон Михайлович, наполняя рюмки. — За ваши успехи! (413)

Милую даму можно считать и соблазном, назначенным для испытания твердости героя в его духовных исканиях. Подобным образом можно рассматривать отвратительные свойства старухи, влияющие отрицательно на желание героя верить в бессмертие и, следовательно, в Бога. Когда проблематичное отношение героя со старухой — и с Богом — выясняется в конце повести, его отношения с милой дамой тоже становятся ясны, поскольку предлагаемая ею альтернатива теперь кажется герою несоблазнительной. Иными словами, «рассчитываясь» со старухой, он «рассчитывается» и с милой дамой. Как отмечает Нахимовская (Nakhimovsky 1982: 94), об этом свидетельствует то, что повесть заканчивается именно молитвой героя, не возвращаясь к вопросу об отношении героя с милой дамой, который можно считать лишенным значимости для героя.