3.3.3. Сакердон Михайлович

На пути от этого к тому, от милой дамы к старухе, Сакердон Михайлович располагается где-то в середине. С одной стороны, он, видимо, единственный друг героя, с которым тот может говорить о своих заботах или просто посидеть и выпить водки. С другой стороны, он обладает незримой, тесной связью с другой, трансцендентной действительностью. На последний факт указывает множество намеков. Как пишет Александров (Полет 1991: 531), его имя означает «скрытый» или «священный» (лат. sacer). К тому же, окончание его имени, «дон» — почетное звание священников в Италии, а латинское слово sacerdos означает именно «священник». Через медитацию, о которой ранее шла речь, Сакердон Михайлович способен устанавливать непосредственную связь с Богом.

Когда Сакердон Михайлович отвечает на вопрос героя о существовании Бога при помощи сравнения (414—415), припоминается прямой ответ милой дамы на тот же вопрос (410) и становится ясно, что для милой дамы Бог нечто знакомое и обыкновенное, а для Сакердона Михайловича нечто, определяемое мистерией и покрытое тайной.

Александров (Полет 1991: 531) пишет, что в рукописи вместо «Сакердона Михайловича» первоначально были имя и отчество «Николай Макарович», принадлежащие другу Хармса, поэту Олейникову. Поэтому можно полагать, что данный образ приобрел более мистический характер, чем первоначально планировалось Хармсом. Значимость имени Сакердона подчеркивается и тем, что остальные центральные персонажи — старуха, милая дама и сам герой — не носят имени.

Одежда Сакердона Михайловича описывается следующим образом:

Он был в халате, накинутом на голое тело, в русских сапогах с отрезанными голенищами и в меховой с наушниками шапке, но наушники были подняты и завязаны на макушке бантом. (410)

То, что наушники его шапки подняты, можно рассматривать как символ постоянной духовной бдительности. Иначе говоря, он готов в каждую минуту прислушиваться к Богу. В этом отношении он противопоставляется герою, который не видит чудес, которые ему показывают, или, скорее, не понимает того, что видит. Кроме цитированного места, шапка Сакердона Михайловича упоминается еще дважды — каждый раз с указанием на наушники (413, 416). Тесная связь Сакердона Михайловича с Богом выстраивается во сне героя, в котором Сакердон Михайлович оказывается сделанным из глины, ведь согласно Ветхому Завету (Быт. 2, 7), Бог создал человека из «праха земного»:

— Вот, — говорю я Сакердону Михайловичу, который сидит почему-то тут же на складном стуле. — Вот видите, — говорю я ему, — какие у меня руки?

А Сакердон Михайлович сидит молча, и я вижу, что это не настоящий Сакердон Михайлович, а глиняный. (404)

Поскольку известно, что Сакердон Михайлович занимается медитацией, глиняную скульптуру можно толковать как статуэтку Будды. Герой, впрочем, видит потом «верхушку Буддийской пагоды» из окна поезда (428)1.

Наконец, на божественность Сакердона Михайловича указывает, помимо всего прочего, его сопоставление со старухой через два почти одинаковых описания их наружности, на которые Нахимовская (Nakhimovsky 1982: 94) обращает внимание:

Руки [старухи — Ю.Х.] подвернулись под туловище, и их не было видно, а из-под задравшейся юбки торчали костлявые ноги в белых, грязных шерстяных чулках. (405)

Руки Сакердон Михайлович заложил за спину, и их не было видно. А из-под задравшегося халата торчали голые костлявые ноги, обутые в русские сапоги с отрезанными голенищами. (416)

Двойственность Сакердона Михайловича по отношению к этому и тому отражается в его беседах с героем, затрагивающих кроме вопросов о бессмертии и существовании Бога и такие посюсторонние темы, как женщины или влияние хлеба и водки на здоровье человека. Говоря о божественности Сакердона Михайловича, следует также подчеркнуть, что у него есть и своя демоническая сторона, выражающаяся в речи:

— Чёрт побери! — сказал Сакердон Михайлович. — Я забыл в кастрюльку налить воды, [...]. (411—412)

— Чёрт с ними, — сказал Сакердон Михайлович, — мы будем есть сардельки сырыми. (412)

— Чёрт побери! — утрированно вскричал Сакердон Михайлович.

— Приятно видеть перед собой гения. (412)

Подобная амбивалентность характерна и для старухи, о чем речь пойдет ниже.

Примечания

1. Интересны вспоминания А.И. Пантелеева: «Д.И. ездил (и звал меня) в буддийский храм, что до сих пор стоит в Новой деревне, тускло поблескивая золоченой крышей. [---] Д.И водил меня к своему приятелю Калашникову. [---] В комнате же у него горели многоцветные лампады, под статуэткой Будды стояла фисгармония, и Калашников на ней играл.» (Горло 1991: 191.)

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
 
 
Яндекс.Метрика О проекте Об авторах Контакты Правовая информация Ресурсы
© 2024 Даниил Хармс.
При заимствовании информации с сайта ссылка на источник обязательна.