4.5. Старуха и «случаи»

Помимо Старухи одним из самых важных прозаических произведений Хармса является цикл Случаи, который состоит из тридцати коротких текстов, написанных в 1933—1939 гг. и собранных автором в 1939 г. в одну тетрадь. Первоначально в цикл входил 31 текст, но «случай» с названием «Происшествие на улице», следовавший за третьим «случаем», Хармс почему-то впоследствии вычеркнул (см. ПСС 2: 478). Второй текст, «Случаи», носит название всего цикла. Не случайно число текстов именно 30, учитывая, что речь идет о цикле — ведь слово «цикл» указывает и на лунный цикл, который состоит из приблизительно 30 суток. Известно, что в круг интересов Хармса входила и астрология¹.

С одной стороны, для прозы Хармса характерна некоторая фрагментарность, касающаяся как проявленного в них мировоззрения, так и их материальной формы — они во многих случаях написаны на маленьких, отдельных листках или клочках бумаги. Но, с другой стороны, для Хармса была типична и сильная склонность к синтезу, проявленному в его привычке и потребности составлять сборники и циклы из текстов, написанных им ранее.

Напряжение этих противоположных тенденций видно также в структуре и содержании многих текстов. В Старухе оно проявляется, к примеру, в том, что события кажутся сначала хаотичными и случайными, но при более тщательном рассмотрении они оказываются связанными друг с другом крайне целесообразным образом — об этом шла речь в разделе «Сюжет и значимость "случайностей"» предыдущей главы². Можно утверждать, что напряжение между хаосом и порядком пронизывает структуру Старухи как некий динамический процесс: самый поверхностный уровень текста — его синтаксис и морфология — характеризуется правильностью и упорядоченностью в отличие от многих в этом отношении более экспериментаторских — главным образом стихотворных и драматических — текстов Хармса. Хаотичность Старухи возникает только тогда, когда повесть рассматривается на более глубоком семантическом уровне, но, как было сказано выше, на еще более глубоком уровне можно вновь обнаружить некий скрытый порядок.

Можно далее утверждать, что данный процесс, в котором хаос подменяется порядком и наоборот, продолжается бесконечно, хотя на практике этому трудно найти конкретные примеры. Рассмотренное напряжение можно также считать проявлением принципа о «столкновении смыслов», изложенного в декларации ОБЭРИУ (см. ОБЭРИУ 1970: 70). Если же выразить идею о мене хаоса, возникшего в результате «столкновения смыслов», и следующего за ним нового порядка исходными понятиями настоящей работы, то порядок соответствует этому, хаос — тому, а препятствие — столкновению смыслов, то есть соотношению или мене хаоса и порядка.

Упомянутая выше противоположность разных тенденций кроется в самой семантике слова «случай»³. На хаос указывает значение слова, в котором подчеркивается смысл непредсказуемой случайности, а на порядок употребление слова, при котором имеется в виду один конкретный случай общей закономерности. В

декларации ОБЭРИУ опровергается привычная логика — то есть не сама реальность, а лишь привычный взгляд на нее (там же). Можно сказать, что в данном понимании выражается смысл случайности как освобождения от детерминистской логики и мышления, основанного на строгой каузальности. Но, с другой стороны, в письме Хармса Клавдии Пугачевой подчеркивается важность некоего фундаментального порядка — Хармс употребляет выражение «чистота порядка» (Полет 1991: 483). Выше было сказано, что события и случаи, которые герой Старухи испытывает и о которых он рассказывает, в конечном итоге оказываются отнюдь не случайными. То же самое касается отдельных «случаев» Случаев Хармса: при создании большинство из них были действительно независимыми друг от друга текстами, но когда они были собраны Хармсом в один цикл, они оказались случаями некоего высшего порядка⁴.

Кроме роли и значения случаев, Старуху и Случаи связывает кругообразная структура. Как показывает Айзлвуд (Aizlewood 1991: 115—116), первый и последний так же, как второй и предпоследний «случай» Случаев связаны друг с другом по своему содержанию. Иначе говоря, начало и конец сходятся так же, как в Старухе, начинающейся и кончающейся мотивом вечности или вневременности. К тому же, круглая форма совместима с семантикой жанрового определения Случаев как цикла.

Старуху связывает со Случаями также старое значение слова «случай», которое дается в словаре Даля: «встреча» — 19-й текст Случаев называется именно «Встреча». Дело в том, что встреча входит в главную тематику Старухи: на уровне событий странная встреча героя со старухой является исходным пунктом и пружиной сюжета повести. Кроме того, со встречей связаны коммуникация и диалог, на которые указывает эпиграф повести и которые имеют важное значение в Старухе — напомним о специально выделенном драматическом диалоге между героем и милой дамой (409—410). Можно также утверждать, что в повести встречаются и противопоставляются разные миры или мировоззрения, представленные, например, старухой и милой дамой. Вопрос встречи или соприкосновения, разумеется, центральный для проблематики понятий это, то, препятствие и их взаимоотношений.

Когда речь идет о повествовательных приемах, следует акцентировать внимание на значении «случая» как «события», ведь событие является элементарной единицей повествования⁵, предпосылкой для того, чтобы было нечто, о чем можно рассказывать. В Случаях, правда, подобно Чехову⁶, нередко ставится под вопрос общепринятое представление о том, что заслуживает быть рассказанным или что вообще можно охарактеризовать как событие. В рассказе «Событие» Чехова собака съедает котят, с которыми играли дети. Для детей это трагическое событие, разрушающее весь их мир, но для взрослых это всего лишь анекдот⁷. Хармс доводит проблематику значительности описываемых событий до предела: в упомянутой «Встрече» рассказывается о совершенно тривиальном событии, то есть ни к чему не приводящей встрече двух людей, которые на самом деле лишь проходят мимо друг друга. Можно говорить о некоем анти-событии, о том, как ничего не произошло.

Что касается Старухи, то сюжет продвигается даже слишком неординарными событиями, главными из которых являются смерть и, по всей вероятности, возврат к жизни старухи. Однако при более тщательном рассмотрении статус этих событий как собственно событий ставится под вопрос. Кроме того, важное место в повести занимает вопрос о том, почему не произошло то, что должно было произойти, то есть почему герой не смог написать рассказ о чудотворце. Подобным образом сюжет рассказа о чудотворце состоит из того, что чудотворец не творит чудес, хотя именно чудо было бы, кажется, именно таким событием, о котором стоило бы рассказать. Итак, опять мы имеем дело с анти-событием. Если в этом рассказе повествование порождается тем, что ничего не происходит, иначе дело обстоит в «Голубой тетради No 10», то есть в первом тексте Случаев. В нем повествование, напротив, кончается из-за того, что темы больше нет: оказывается, что у рыжего человека, о котором надо было рассказать, никаких свойств и вообще ничего не было. Что касается рассказа о чудотворце, именно отказ чудотворца от совершения чудес оказывается в конечном итоге равным чуду, и, таким образом, «событием», которое несомненно заслуживает того, чтобы быть рассказанным.

Если самое важное событие Старухи — смерть старухи, то спрашивается, каким событием в принципе является смерть. Во втором «случае», носящем название «Случаи», рассказывается именно о случаях смерти или болезни, из чего можно вывести, что Хармса занимала проблема статуса смерти как случая или события. Всем известно, что в жизни человека смерть неизбежна, но ее момент обычно более или менее случаен или непредсказуем. Что касается умирающего человека, то с его точки зрения вряд ли можно говорить о собственно событии, поскольку в момент смерти человек перестает воспринимать все и для него больше не существуют событий. Таким образом, для умирающего нет смерти как события: речь идет опять о своего рода анти-событии.

В Старухе смерть не описывается с точки зрения умирающего субъекта, то есть старухи, поскольку в роли рассказчика выступает «я» героя. Зато в «случае» «Сундук» процесс умирания описывается именно с точки зрения умирающего. Более того, умирающий даже, кажется, переступает границу жизни и смерти, сохраняя при этом способность восприятия происходящего, отчего возникает вопрос: что, собственно, произошло? Не зря финальная фраза «жизнь победила смерть» имеет два противоположных значения в зависимости от того, является ли подлежащим «жизнь» или «смерть». Это обстоятельство Хармс вполне осознавал, как свидетельствует его приписка в черновом автографе: «где именительный падеж и где винительный?» (Полет 1991: 530).

Однако проблематика переживания смерти затрагивается в Старухе косвенно: потеря сознания и памяти, переживаемые героем, напоминают смерть и, к тому же, происходят в связи со смертью старухи. Слову «случай» соответствует в немецком языке слово Fall⁸ — Хармс владел немецким, поскольку учился в Петершуле (Полет 1991: 11). Слово Fall, в свою очередь, означает, в частности, «падение», а мотив падения часто встречается в Случаях. Падение также важное событие именно для рассматриваемого эпизода, поскольку герой сначала опускается на колени и живот, а потом падает в обморок. Можно утверждать, что этот эпизод также связан с грехопадением (слово Fall имеет и это значение), о чем будет идти речь в разделе 5.2.2.

Выше говорилось, что самое важное событие повести, смерть старухи, в действительности оказывается анти-событием. За ним следует, однако, антисобытие другого типа, отменяющее смерть старухи. Просветление героя в конце повести тоже не характерное событие: оно скорее всего событие второй степени, если учесть — как было сказано в разделе 3.4 (Сюжет и значимость «случайностей»), — что содержание этого опыта представляет собой осознание подлинного значения более ранних событий, которые сначала казались случайными. С другой стороны, можно утверждать, что настоящим содержанием данного переживания героя является осознание своего рода анти-анти-события, то есть воскресения умершей старухи-Христа, о котором будет идти речь в следующей главе. Эти два описания просветления героя предполагают, однако, определенную интерпретацию, которую можно дать только после самого опыта просветления: как таковое оно характеризуется состоянием чистого или пустого сознания — об этом шла речь в главе 2 о состояниях сознания героя. В такой перспективе просветление кажется настоящим анти-событием, поскольку в таком состоянии в сознании не происходит ничего.

Помимо рассказа «Событие», о котором шла речь выше, у Чехова есть другой рассказ, название которого близко к хармсовской терминологии: «С женой поссорился: Случай». Можно утверждать, что слово «случай» в названии рассказа выступает как своего рода жанровое определение. В этом отношении Чехов является предшественником Хармса, если считать, что у последнего термин «случай» относится не только к содержанию определенных текстов — прежде всего Случаев, — но выражает также их принадлежность к определенному жанру. О таком двояком значении слова «случай» в употреблении Хармса говорит и то, что, с одной стороны, оно является названием одного конкретного текста, указывая тогда прежде всего на его содержание, и, с другой стороны, является названием целого цикла отдельных текстов, указывая на их общий характер как разновидности определенного типа текстов, то есть на их принадлежность к жанру «случаев».

Можно утверждать, что Хармс, называя свои тексты «случаями», путает то, что происходит, и название той литературной формы, которая рассказывает о случившемся. Ведь такие термины, как «случай», «происшествие» или «событие», являются языковыми выражениями того, что что-то случается, тогда как языковое изложение чего-то случившегося принято определять терминами «история» или «анекдот». Кроме того, история или анекдот указывает на целый ряд примыкающих друг к другу событий, и «случай» как жанр отражает возможность мировоззренческой позиции, согласно которой отдельные случаи только случаются, но не связываются друг с другом. Однако именно среди Случаев Хармса имеются тексты, в заглавиях которых встречаются упомянутые жанровые термины «история» и анекдот: «История дерущихся», «Анегдоты⁹ из жизни Пушкина» и «Исторический эпизод»¹⁰.

История и анекдот встречаются также в Старухе, хотя как термины они не употребляются: «собственные мысли» героя рассказывают истории о «беспокойных покойниках» (420). На эти истории указывается не словом «история», а как раз словом «случай»: «Бывают, в этом смысле, забавные случаи». Анекдот, в свою очередь, рассказывается Сакердоном Михайловичем: «Мечников писал, что водка полезнее хлеба, а хлеб — это только солома, которая гниет в наших желудках» (411). Можно утверждать, что речь идет именно об анекдоте, поскольку это рассказ о реально существовавшем человеке, в котором присутствует вымысел: согласно Сажину (ПСС 2: 462), в действительности Мечников был стойким противником алкоголя.

Поскольку понятие случая играет столь важную роль для Хармса, обратим внимание на еще одно конкретное употребление данного слова в Старухе¹¹. Ниже собраны все эпизоды повести, в которых встречаются слово «случай» или производные от него слова:

1) [...] мало ли что может случиться под газетой. (403)

2) Во всяком случае, как хорошо, что у меня в комнате нет мёртвой старухи [...]. (404)

3) Во всяком случае, почти все встречные оборачивались на меня. (417)

4) — Да, так стоять нельзя, — сказал я себе, но продолжал стоять как парализованный. Случилось что-то ужасное, но предстояло сделать что-то, может быть, ещё более ужасное, чем то, что уже произошло. (419)

5) Бывают, в этом смысле, забавные случаи. Один покойник, пока сторож по приказанию начальства мылся в бане, выполз из мертвецкой [...]. (420)

6) Говорил машинист, по-видимому, он рассказывал что-то случившееся с ним на работе. (422)

7) Марья Васильевна привыкла к моим странностям и этот последний случай могла уже и забыть. (422)

8) Но, во всяком случае, в чемодан её надо запихивать осторожно [...]. (423)

Уже одно частое употребление данного слова свидетельствует о его важности. Его распространенность также устанавливает связь с циклом Случаи¹². В разных пунктах слово, разумеется, имеет разные значения. Особое внимание обращают на себя пункты 1, 5 и 6, в которых оно связывается с печатным текстом или повествованием: благодаря подобному употреблению слова усиливается идея случая как особого хармсовского жанра. В пунктах 2, 3 и 8 речь идет об устойчивом выражении «во всяком случае», но в этом можно видеть и некую игру слов, основанную на противопоставлении этой устойчивости и хармсовской многозначительности данного слова. В пунктах 4 и 7 — так же, как уже в рассмотренных пунктах 1, 5 и 6 — речь идет о событийном значении слова.

Помимо слова случай (случаться) в Старухе много раз встречается слово происшествие (происходить):

1) ...И между ними происходит следующий разговор, (в эпиграфе — 398)

2) [...] у кассы произошёл какой-то скандал. (407)

3) Дамочка [...] становилась на цыпочки, чтобы разглядеть, что происходит у кассы. (407)

4) — Вы не знаете, что там происходит? (407)

5) — Вы не могли бы пойти и выяснить, что там происходит? (408)

6) И между нами происходит следующий разговор: (409)

7) Случилось что-то ужасное, но предстояло сделать что-то, может быть, ещё более ужасное, чем то, что уже произошло. (419)

8) У меня возник план, к которому обыкновенно прибегают убийцы из уголовных романов и газетных происшествий; (421)

9) В моём животе происходят ужасные схватки; (428)

Пункт 1 имеет особенно важное значение, поскольку речь идет об эпиграфе. Кроме того, в нем соединяются два центральные мотива Старухи: мотив случая или происшествия и мотив диалога. На самом деле между словами «происходить» и «разговор», сталкивающимися в эпиграфе, можно обнаружить внутреннюю связь: синонимом глагола «происходить» является глагол «случаться», а соответствующее ему существительное «случай» означает по словарю Даля «встреча», как по было упомянуто выше. Слово «встреча», в свою очередь, близко по своей семантике к слову «разговор» — ведь при встрече обычно разговаривают.

В пункте 6 повторяется предложение эпиграфа в слегка измененном виде, а пункты 2—5 служат своего рода вступлением к пункту 6: в них развертывается ситуация между героем и милой дамой, приведшая к их разговору, которому предшествует вариация эпиграфа. В пункте 6 имеется и глагол «случиться», и глагол «произойти», то есть происходит их встреча или «случай» по Далю.

В пункте 8 есть существительное «происшествие», которое в данном случае имеет жанровое значение. Газетное происшествие сопоставляется с уголовным романом, что наводит на мысль о возможном фиктивном характере газетных статьей. Кроме того, упоминание газеты создает связь с подобным употреблением слова «случиться» в первом пункте предыдущего листа: «мало ли что может случиться под газетой»¹³.

Пункт 9 интересен тем, что в нем глагол «происходить» связывается с основанием жизни: данный глагол встречается при слове «живот», которое, как отмечает Айзлвуд (Aizlewood 1990: 212), раньше означало «жизнь», добавляя, что Хармс сам употреблял в одной из сочиненных им молитв слово «живот» именно в этом старом значении.

Идея о том, что жизнь происходит из живота, конкретизируется в «забавных случаях» из больницы, рассказанных «собственными мыслями» героя. В одном из таких случаев покойник, сбежавший из мертвецкой, пугает беременную мать до того, что она производит преждевременный выкидыш (420). Таким образом, данный случай связывает с пунктом 9 центральное для обоих понятие «живот», а также общая семантика слов «случаи» («забавные случаи») и «происходят» (пункт 9). Кроме того, слово «схватки», которое герой употребляет в пункте 9, говоря о том, что происходит в его животе, употребляется также, когда говорится о родовых схватках беременных женщин — как раз об этом идет речь в «забавных случаях».

Схватки героя предвещают то, что его кишка опорожняется, то есть становится пустой. Это, в свою очередь, предвещает и в то же время метафорически изображает его опустошенное сознание, как было сказано в главе 2 о состояниях сознания героя. Можно сказать, что герой должен освободиться от всего старого для того, чтобы принять новую жизнь, которая основана на произошедшем при просветлении осознании того, что старуха имеет святую, христоподобную природу. Нечто похожее происходит, впрочем, и с чемоданом героя: прежде чем он может запихнуть туда труп, он должен освободить его от находившихся в нем вещей:

В нем находились кое-какие вещи: несколько книг, старая фетровая шляпа и рваное белье. Я выложил все это на кушетку. (421)

Когда чемодан с трупом старухи исчезает в поезде, можно утверждать, что речь идет о воскрешении старухи, мысль о котором наполняет сознание героя, освобожденное от остальных мыслей.

Примечания

1. В «Разговорах» (Сборище 1998/I: 175) Липавского Хармс сообщает, что его интересуют, в частности, лунные фазы. Интересно также то, что в рукописи (РНБ, фонд 1232, ед. хр. 228), «случая» No 9 «Столяр кушаков» буква «т» после «с» висит в заглавии выше остальных букв и над ней нарисована верхняя часть круга. Таким образом, создается впечатление, что сначала Хармс написал вместо слово «столяр» слово «соляр», которое указывает на солнце или вообще на небесные тела, которые являются предметом астрологии.

2. Если считать, что в Старухе одновременно присутствуют, с одной стороны, фрагментарность поверхностного уровня, и, с другой стороны, возможность представления о связной целостности текста и описываемого им мира, то мы имеем нечто общее с кантианским пониманием активной роли человеческого рассудка при создании представления о реальности: согласно Канту, каузальность, например, не существует в реальности как таковая — она вкладывается рассудком в состав опыта. Иными словами, с помощью понятия каузальности рассудок упорядочивает мир явлений, в силу чего становится возможным структурирование опыта. (См. Saarinen 1985: 230.)

3. Айзлвуд (Aizlewood 1991: 97—98) обращает внимание на полисемантичность слова «случай».

4. О данном порядке, то есть о внутренней логике и композиционных принципах Случаев см. статью Aizlewood 1991.

5. Понятие события имеет также тесную связь с понятием времени, играющее в Старухе важную роль. Сажин (ПСС 2: 477) утверждает, что проблематика случая, события и времени у Хармса происходит из воззрений Петра Успенского, изложенных в его популярной в начале прошлого века книге Tertium organum. Ключ к загадкам мира. В книге важное место занимает учение о четырех измерениях, из которых состоит мир. Согласно Успенскому, человек, который воспринимает только три измерения, ощущает время по отдельным событиям. Время, однако, лишь иллюзия, поскольку в действительности невозможно отделять одно событие от другого: они составляют непрерывный поток. Говоря используемыми в этой работе хармсовскими понятиями, можно сказать, что в мире четырех измерений препятствие между этим и тем — соответствующими отдельным событиям — исчезает.

Ранее говорилось, что в Старухе представлены, с одной стороны, человеческое измеряемое время, и, с другой стороны, божественная вневременность. Можно сказать, что на уровне повествования первому представлению времени соответствуют те многочисленные события, о которых рассказывается в повести, а второму те затронутые ниже примеры событий, которые не являются собственно событиями, а скорее анти-событиями.

6. Шансес (Chances 1982) в своей статье сравнивает Хармса именно с Чеховым.

7. Попкин (Popkin 1993: 27—46) рассматривает и классифицирует разные стратегии Чехова в связи с проблемой событийности.

8. Хансен-Лёве (Hansen-Löve 1994: 36) обращает внимает на разные значения и коннотации, которые имеет слово Fall.

9. Хармс писал специально не правильно слово «анегдот» через «г». Об орфографических «ошибках» см. Кобринский 1998.

10. Можно утверждать, что в заглавии этого текста обыгрываются разные значения слова «история», намекая на Мертвые души Гоголя: «Ноздрев был в некотором отношении исторический человек. Ни на одном собрании, где он был, не обходилось без истории» (Гоголь 1951: 71). В данном «случае» слово «историческое» надо понимать и в прямом смысле, поскольку здесь идет речь о реальном человеке, относящем к истории — Иване Сусанине. Правда, в тексте Хармса его отчество Иванович, тогда как реальный Иван Сусанин был Осипович. Значение слова «эпизод» в названии текста приближается к значению слова «случай», поскольку эпизод является фрагментом более длительного целого и случаю, как говорилось выше, свойственна идея фрагментарности.

11. Однокоренные «случаю» слова встречаются часто у любимого Хармсом Гоголя. Например, Нос начинается следующим образом: «Марта 25 числа случилось в Петербурге необыкновенно странное происшествие».

12. Слово «случай» встречается в названии первого опубликованного при жизни текста Хармса, в стихотворении «Случай на железной дороге». Когда герой пишет — «говорил машинист, по-видимому, он рассказывал что-то случившееся с ним на работе», — в этом можно видеть аллюзию на данное стихотворение — ведь «случившееся с машинистом на работе», это буквально «случай на железной дороге».

13. В письме актрисе Клавдии Пугачевой (Полет 1991: 484) Хармс пишет, что он никогда не читает газеты, потому что «это вымышленный, а не созданный мир». В данном письме он развивает мысль о сущности настоящего искусства, которое должно быть не вымышленным, а истинным. Оно характеризуется «чистотой порядка», которая свойственна, помимо истинного искусства, всему настоящему, например, природе.