5.2.2. Испытания героя

В разделе 5.1 было указано на то, что встреча старухи и героя отражает ветхозаветную борьбу Иакова с Богом. Когда герой по приказанию старухи опускается на колени и на живот, а потом падает в обморок — это напоминает, кроме борьбы Иакова, и то, что происходит, когда Иисус появляется Савлу, ставшему впоследствии Павлом:

Когда же он шел и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня? Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь. (Деян. 9, 3—5).

В этой цитате Савл не узнает Иисуса так же, как герой не узнает Христа в старухе, о чем шла речь ранее. Яркий свет также имеет соответствие в Старухе, в которой солнце постоянно светит герою прямо в глаза. Еще более драматичным кажется столкновение автора Откровения с Иисусом:

[...] и лице Его, как солнце, сияющее в силе своей. И когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый. И Он положил на меня десницу Свою и сказал мне: не бойся; Я есмь Первый и Последний, и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти. Итак напиши, что ты видел, и что есть, и что будет после сего. (Отк. 1, 16—19)

Здесь можно говорить о нескольких сходствах происходящего с героем и старухой. Роль солнца аналогична интерпретации предыдущей цитаты. Падение Иоанна перед Иисусом совпадает с тем, как герой падает в обморок перед старухой. О значении слов «Я есмь Алфа и Омега, начало и конец, первый и последний» (Отк. 22, 13) для Старухи уже шла речь в разделе 3.1.1, когда рассматривалась символика повести и ее кругообразная структура. Слова «был мертв, и се, жив во веки веков», в свою очередь, отражают то, что происходит со старухой. Что касается побуждения «написать увиденное», то текст Старухи свидетельствует о том, что герои выполнил данный совет¹.

В падении героя при встрече со старухой можно также видеть намек на историю грехопадения: во-первых, смерть старухи и вызванное ей чувство виновности героя характеризуются тематикой преступления; во-вторых, согласно Библии, грехопадение было связано с познанием древа добра и зла, а в эпизоде с падением героя центральную роль играет потеря и возврат сознания, существование которого является предпосылкой способности к любому познанию². Итак, хотя герой, падая перед старухой, попадает в ситуацию ветхозаветного человека, на протяжении повести ему предстоит пройти весь путь христианства, кончающийся противоположностью падения — воскресением.

Герой питает отвращение к детям³ и сравнивает их с покойниками: «терпеть не могу покойников и детей». Здесь обыгрываются слова Иисуса — «пустите детей [...] ко мне, ибо таковых есть Царство Небесное» (Мат. 19, 14), — поскольку «Царство Небесное» связано именно с покойниками. «Собственные мысли» героя рассказывают следующую историю о не родившихся детях и покойниках:

А другой покойник заполз в палату рожениц и так перепугал их, что одна роженица тут же произвела преждевременный выкидыш, а покойник набросился на выкинутый плод и начал его, чавкая, пожирать. А когда одна храбрая сиделка ударила покойника по спине табуреткой, то он укусил эту сиделку за ногу, и она вскоре умерла от заражения трупным ядом. (420)

Иначе говоря, покойник вовлекает еще не родившегося ребенка в царство мертвых. Эту цитату можно в то же время связать и с историей о грехопадении:

И сказал Господь Бог змею: за то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми. [...] И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту. (Быт. 3, 14—15)

В этом месте покойнику из предыдущей цитаты соответствует змея: в истории «собственных мыслей» героя покойник, подобно змее, кусает ядовитыми зубами сиделку. Кроме того, зародышу или выкидышу соответствует «семя жены». В данном месте также сказано, что человек поразит змея в голову. Это позволяет провести аналогию между змеем и покойной старухой, которой герой планирует раздробить череп (419—421). Итак, и в контексте библейских коннотаций старуха показана весьма амбивалентно — ведь змей представляет собой дьявола, то есть противоположность Христа. Суть этой амбивалентности заключается в том, что герою в его борьбе приходится одновременно встречать как Христа, так и дьявола.

Грехопадение, первородный грех, означает принципиальную виновность человека⁴. Исходя из понятия первородного греха, можно объяснить чувство вины, которое герой испытывает из-за смерти старухи, хотя он не убивал ее. То, что имя героя неизвестно, можно считать следствием обобщения: героем мог бы быть любой из нас⁵. Таким образом, повесть создает своего рода мост между интимным миром героя и миром потенциального читателя, вследствие чего частное и общее парадоксальным образом сходятся.

Чувство вины героя характеризуется растущей интенсивностью. Сначала он думает, что другие будут считать его виновным в смерти старухи, а потом, сравнивая себя с убийцей, он как будто признает, что так и должно быть:

Теперь мне стало ясно, что все равно дело передадут в уголовный розыск и следственная бестолочь обвинит меня в убийстве. Положение выходит серьезное, а тут еще этот удар сапогом. (405)

У меня возник план, к которому обыкновенно прибегают убийцы из уголовных романов и газетных происшествий; я просто хотел запрятать старуху в чемодан, отвезти ее за город и спустить в болото. (421)

— Ну, кто теперь поверит, что я не убивал старухи? Меня сегодня же схватят, тут же или в городе на вокзале, как того гражданина, который шел, опустив голову⁶. (429)

Вина также играет большую роль в событиях страстной недели, особенно ярко отраженных в Старухе. Внимательные взгляды людей на героя, способствующие возникновению у него чувства вины (см. раздел 2.2.1), можно сопоставить со взглядом Христа на Петра, отрекшегося от него трижды:

Тогда Господь, обратившись, взглянул на Петра; и Петр вспомнил слово Господа, как Он сказал ему: прежде нежели пропоет петух, отречешься от Меня трижды. (Лук. 22, 61)

Более конкретно с событиями страстной недели связаны денежные суммы, о которых идет речь в Старухе: пересчитывая свои деньги, герой видит, что осталось одиннадцать рублей (407). Это число учеников, оставшихся верными Христу после того, как Иуда принял решение предать его за тридцать сребренников:

Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребренников; И с того времени он искал удобного случая предать Его. (Мат. 26, 14—16)

Соответственно, когда герой спрашивает деньги в долг у Матвея Филипповича, речь идет о тридцати рублях⁷ — красный цвет купюры словно намекает на то, что эти деньги испачканы кровью:

— Тогда, извините, Матвей Филиппович, вы не богаты деньгами? Я послезавтра получу. Не могли ли бы вы мне одолжить тридцать рублей?

— Мог бы, — сказал машинист. [---] Потом он открыл дверь и протянул мне новую красную тридцатирублевку. (425)

Матвея Филипповича связывает с событиями страстной недели мытье рук:

Я вошёл. Машинист стоял с полотенцем в руках и говорил, а Марья Васильевна сидела на табурете и слушала. Увидя меня, машинист махнул мне рукой. (422)

Тут можно упомянуть библейский эпизод, где Пилат умывает руки, показывая невиновность в убийстве Иисуса:

Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; (Мат. 27, 24)

Кульминацией страстной недели было распятие Христа. Ранее шла речь о том, как герой вешает свои карманные часы на гвоздик, в чем можно видеть намек на распятие. О гвоздях говорится в Библии после сцены распятия (Иоан. 20, 25), когда Фома хочет убедиться в воскресении Иисуса, вложив свой палец в раны от гвоздей. Тогда Иисус побуждает его потрогать раны, говоря: «и не будь неверующим, но верующим» (Иоан. 20,27). После этого он добавляет: «блаженны не видевшие и уверовавшие» (Иоан. 20, 29). Это напоминает разговор героя с Сакердоном Михайловичем о вере и неверии:

— Видите ли, — сказал я, — по-моему, нет верующих или неверующих людей. Есть только желающие и верить и желающие не верить. (415)

Желание Фомы потрогать раны Иисуса напоминает сцену, в которой герой исследует подбородок, где расползлось темное пятно от удара сапогом (424). При этом он заглядывает в рот старухи, чтобы узнать, нашла ли она свою челюсть, отлетевшую в сторону. Можно утверждать, что этим он проверяет, бессмертна ли старуха, поскольку если бы челюсть была на месте, это означало бы, что она действительно способна двигаться после смерти. Итак, если Фома хотел убедиться в том, что Иисус бессмертен, то герой, наоборот, хочет убедиться в том, что старуха действительно умерла⁸.

С виновностью и неверием связаны издевательство и надругательство как в Старухе, так и в жизни Иисуса. Удар героя по подбородку старухи является осквернением трупа, которое в то же время вызывает у героя чувство вины⁹. Также надругались над Иисусом:

Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздев Его, надели на Него багряницу; и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! и плевали на Него и, взяв трость, били Его по голове. (Мат. 27, 27—30)

Подобно воинам, герой становится на колени перед старухой — правда, по ее приказанию и не думая издеваться: на этот раз герой чувствует себя униженным. Это лишь один пример того, как роли старухи и героя меняются местами. Над Иисусом продолжали издеваться и после распятия:

Проходящие же злословили Его [...]. (Мат. 27, 39)

[...] первосвященники с книжниками и старейшинами и фарисеями, насмехаясь, говорили: других спасал, а Себя Самого не может спасти! (Мат. 27,41—42)

Также и разбойники, распятые с Ним, поносили Его. (Мат. 27, 44)

Мотив издевательства встречается в Старухе в эпизоде с инвалидом, своего рода невинным мучеником:

Шесть мальчишек бежало за инвалидом, передразнивая его походку. (417)

Двое рабочих и с ними старуха, держась за бока, хохотали над смешной походкой инвалида. (425)

Старуха из этой цитаты невольно сопоставляется с «главной» старухой, которая упоминается 75 раз — других старух в тексте нет. Таким образом, тут опять налицо двойная роль старухи: если ее труп подвергается осквернению, то ее двойник выступает в роли осквернителя.

Можно утверждать, что герой в некоторой степени отождествляется с осмеиваемым инвалидом, поскольку для обоих дети создают проблемы:

С улицы слышен противный крик мальчишек. Я лежу и выдумываю им казнь. (399)

Двое мальчишек остановились передо мной и стали меня рассматривать. [---] Мальчишки шептались и показывали на меня пальцами. (427)

Кроме того, если среди тех, кто насмехается над инвалидом, двое рабочих, то в поезде напротив героя сидят двое, один из которых — рабочий:

В вагоне кроме меня ещё двое. Один, как видно, рабочий, [...]. (427)

Рабочий, однако, не относится к герою насмешливо. Зато нечто подобное чувствуется в поведении другого спутника, деревенского франта:

Франт в розовой косоворотке нахально разглядывает меня. (428)

Франт, вероятно, крадет чемодан, не зная, что в нем труп. Итак, когда опасный груз оказывается у франта, происходит типичная для Старухи мена ролей, касающаяся, в частности, ситуации издевательства.

Согласно христианской вере, Иисус искупил своей смертью грехи человечества и своим воскресением дал людям надежду на вечную жизнь. В Откровении путь к вечной жизни ассоциируется с мытьем одежды:

[...] один из старцев спросил меня: сии облеченные в белые одежды кто, и откуда пришли? Я сказал ему: ты знаешь, господин. И он сказал мне: это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои кровию Агнца. (Отк. 7, 13—14)

В Старухе также имеется мотив мытья одежды, поскольку герою нужна женщина для стирки белья:

Марья Васильевна увидела меня с чемоданом и крикнула:

— Куда вы?

— К тетке, — сказал я.

— Шкоро приедете? — спросила Марья Васильевна.

— Да, — сказал я. — Мне нужно только отвезти к тетке кое-какое белье. А приеду, может быть, и сегодня. (426)

Своей ложью о том, что в чемодане — белье¹⁰, хотя там на самом деле труп, герой невольно ассоциирует смерть старухи с бельем. Поэтому стирка белья каким-то образом связана со смертью старухи. Итак, если омовение одежды в Откровении является символом очищения человека от грехов, можно утверждать, что это верно и для ситуации героя. Если старуха своей смертью заставляет героя выяснить свое отношение к Богу, можно сказать, что она спасает его своей кровью. Иначе говоря, герой очищается или «стирает свое белье» этой «кровию Агнца»¹¹.

Процитированному отрывку Откровения предшествуют следующие слова:

И все Ангелы стояли вокруг престола [...] и пали пред престолом на лица свои, и поклонились Богу, говоря: аминь! Благословение и слава, и премудрость и благодарение, и честь и сила и крепость Богу нашему во веки веков! Аминь. (Отк. 7, 11—12)

Это напоминает конец повести, где герой становится на колени, низко склоняет голову и говорит: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.» (430)

Пришедшим к престолу Бога обещано:

Они не будут уже ни алкать, ни жаждать, и не будет палить их солнце и никакой зной. (Отк. 7, 16)

Эти слова словно обращены к герою, который испытывал голод и которому солнце светило прямо в глаза.

Коленопреклонение героя в конце повести до произнесения молитвы можно интерпретировать по-разному: речь может идти о смирении перед судьбой, или более конкретно о понимании всемогущества Бога, который воплощался в облике старухи. Учитывая, что этот эпизод происходит на природе, можно также указать на события страстного четверга, когда Иисус в Гефсиманском саду «пал на лице Свое» и молился: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты» (Мат. 26, 39). Герой, подобно Иисусу, пережил тяжелое душевное испытание, так что можно утверждать, что своим актом он также передает свою судьбу в руки Отца. С другой стороны, природа как противоположность города может намекать на возврат человека к райскому состоянию, о котором говорится и в процитированном выше месте Откровения. Данная трактовка подтверждается тем, что герой обращается именно к вечному Богу — ведь согласно Откровению, это конечное состояние характеризуется именно вневременностью: «времени уже не будет» (Отк. 10, 6).

Итак, в своей последней реплике герой указывает на конец времени как измеряемой величины. Зато на протяжении всей повести он постоянно обращает внимание на время, сообщая о его ходе с точностью до минут. В Библии Иисусу приписываются следующие слова:

Смотрите, бодрствуйте, молитесь; ибо не знаете, когда наступит это время. (Мар. 13, 33)

В этом побуждении можно видеть сходство с наблюдением героя за временем. Хотя мотивы героя в этом отношении неясны, можно допустить, что он неосознанно следует побуждению Иисуса — ведь он не осознает значения многих обстоятельств, даже касающихся его самого. В данном случае он не понимает, что ему уже не надо бодрствовать — следить за временем, — поскольку время уже наступило, то есть Христос пришел в его жизнь в облике старухи. Это он понимает только при просветлении в конце повести: как раз тогда его внимание переходит с времени на вневременность.

Примечания

1. В действительности статус героя как автора текста Старухи является сложным вопросом, который рассматривался в разделе 4.4.

2. Проблема познания и греха близка к вопросу о свободе воли. Суть вопроса в том, как человек может нести ответственность за свои поступки, если они заранее известны всезнающему Богу, и, таким образом, предопределены независимо от выбора человека. Эта проблема актуальна для Старухи и вне религиозного контекста, если рассматривать ее в традиции петербургских текстов. В таком случае можно задаться вопросом в духе Кэррика (Carrick 1995): если центральные события Старухи предопределены более ранними текстами, то какова может быть роль свободной воли героя-рассказчика или автора текста.

3. Сажин (ПСС 2: 444) считает, что мотив «детоненавистничества», встречающийся часто у Хармса, восходит к таким античным авторам, как Аристотель и Сенека, которые имели удивительно жестокие мнения о том, как надо поступить с физически неполноценными детьми. Друскин (Druskin 1991: 29) пишет, что несмотря на декларации Хармса он не любил прежде всего плохо воспитанных детей. Кроме того, согласно Друскину, выступления Хармса перед детской аудиторией свидетельствовали о его умелом обращении с детьми. Николай Заболоцкий, сын поэта и друга Хармса Николая Заболоцкого, в личной беседе 1.8.2000 — во время VII мирового конгресса славистов (ICCEES) в городе Тампере — рассказал нам также о том, как хорошо Хармс владел детской психологией, общаясь с пятилетним Николаем в 1930-е годы.

4. Данная мысль выражается уже в заглавии статьи Айзлвуда (Aizlewood 1990) — «Guilt without Guilt» — и она, согласно Айзлвуду (там же: 214), была центральной темой для Друскина. Айзлвуд (там же: 207) считает, что роли героя и старухи меняются относительно того, кто виноват и кто жертва и что в этих изменениях проявляется именно идея о том, что хотя человек может казаться невиновным, он всегда каким-то образом причастен к виновности. Айзлвуд, например, обращает внимание на то, что герой находится сначала в таком же положении на полу перед старухой, в котором она находится позднее перед героем. Можно сказать, что принципиальная виновность героя конкретизируется убийствами, совершенными им мысленно: он хотел бы убить мешающих ему мальчиков, заразив их столбняком (399). Кроме того, он говорит, что убил бы толкнувшего его пьяного, если бы у него был револьвер (416—417).

5. С этой точки зрения можно интерпретировать сложность идентификации «я» повести.

6. Если считать, однако, виновность героя необоснованной, то тогда в его ситуации есть нечто общее с положением Иисуса как невинного мученика. Иисуса так же арестовали, как того гражданина на вокзале, с которым герой сравнивает себя: «И связавши Его, отвели и предали Его Понтию Пилату, правителю.» (Мат. 27, 2)

7. Также Милнер-Гулланд (Milner-Gulland 1998: 108) предлагает интерпретацию, согласно которой тридцать рублей являются аллюзией на полученные Иудой тридцать сребренников.

8. Дело обстоит несколько иначе, однако, когда герой первый раз исследует труп старухи — «Я щупаю ее лоб. Лоб холодный. Рука тоже.» (403). На этот раз герой, наверно, хотел бы, чтобы старуха была в живых, поскольку ее смерть несет с собой большие сложности.

9. Ситуация осложняется тем, что если герой и старуха в некотором смысле отражают друг друга, то, оскверняя старуху, он оскверняет и самого себя.

10. До того, как герой запихал в чемодан старуху, он вытащил из него книги, шляпу и рваное белье (421).

11. С этим связан следующий парадокс: для того, чтобы спастись кровью Иисуса, человечество должно было убить Иисуса. Такова и вина героя перед старухой.