5.3. Библейские мотивы, связанные с Сакердоном Михайловичем

В разделе 3.3.3 уже было отмечено, что имя «Сакердон» связано со святостью. Также было указано на то, как увиденный героем во сне глиняный Сакердон Михайлович ассоциируется с рассказом из Бытия (2, 7) о том, как Бог создал человека из земного праха (Быт. 2: 7). О его сходстве со своего рода святым человеком свидетельствует его разговор с героем о вере, а также его занятия медитацией.

С другой стороны, Сакердон Михайлович, как и старуха, является амбивалентной фигурой, о чем свидетельствует его речь: он охотно употребляет слово «черт», которое встречается три раза в пяти репликах, следующих друг за другом (411—412). Его амбивалентность можно объяснить и тем, что он напоминает монаха. Монах — фигура, часто встречающаяся у Хармса, с которой, согласно Сажину (ПСС 1: 383), связана следующая амбивалентность: с одной стороны, монахов традиционно считали носителями истинной веры, но, с другой стороны, с монастырями связывали инкубат, то есть соединение демона-мужчины с женщиной-монахиней. Желание Сакердона Михайловича женить героя можно считать отражением последнего факта.

В словах и действиях Сакердона Михайловича также можно обнаружить некоторые моменты, отсылающие косвенным образом к Библии и христианской вере. Например, крест как символ веры скрыто присутствует в следующей беседе:

— Я хочу спросить вас, — говорю я наконец. — Вы веруете в Бога?

У Сакердона Михайловича появляется на лбу поперечная морщина, и он говорит:

— Есть неприличные поступки. (414)

Итак, Сакердон Михайлович не отвечает прямо на вопрос героя. Зато он далее говорит, что одинаково неприлично спрашивать о вере в Бога и спрашивать деньги в долг, увидев их в кошельке собеседника. Из этого сравнения можно установить, что Сакердон Михайлович косвенным образом показал, что верит в Бога: при появлении героя он сказал, что ничего не делал, а просто сидел на полу — ведь это означает, что он медитировал, то есть находился в контакте с Богом.

Если Сакердон Михайлович отказывается ответить на вопрос героя, то его бессловесным, утвердительным ответом можно считать появление поперечной морщины на лбу. Дело в том, что поперечная морщина на лбу образует схематично ту же картину — руки распятого, — что и в начале повести воображаемые на круглом циферблате стрелки часов старухи в без четверти три. Отсутствие стрелок, указывающих на распятие, можно считать символом воскресения. Соответственно, то, что морщина не постоянно на лбу Сакердона Михайловича, содержит мысль о его дальнейшем исчезновении, которое аналогично идее воскресения. Употребление выражения «появляется поперечная морщина» подчеркивает визуальную значимость описанного. Автор мог бы употреблять и более нейтральные выражения, например, слова «морщиться» или «нахмуриться», которые, однако, не передали бы должного визуального образа.

Интересно также отметить, что в Откровении несколько раз (Отк. 7, 3; 9, 4; 13, 16; 14, 1; 17, 5; 20, 4) встречается мысль о том, что знак веры виден на лбу (на челе) человека:

[...] рабы Его будут служить Ему. И узрят лице Его, и имя Его будет на челах их. (Отк. 22, 3—4)

То, что морщина появляется именно на лбу Сакердона Михайловича, то есть буквально на «лобном месте», можно считать дополнительным фактом, указывающем на распятие Христа: Голгофа, где Христа распяли, означает как раз «лобное место» (Мат. 27, 33). В этой связи также интересно отметить, что среди дневниковых записей Хармса, посвященных Страстям по Матфею Баха, имеются слова «Речитатив — Голгофа — Лобное место» (Горло 1991: 126).

Сакердона Михайловича также связывает с распятием Иисуса другой эпизод, произошедший во время визита героя: когда в комнате вдруг слышатся резкие щелчки, хозяин неожиданно срывает с окна занавеску (411). Потом оказывается, что он забыл налить воды в кастрюльку, и занавеска ему нужна, чтобы взять с керосинки раскалённую кастрюльку. Можно утверждать, что этот эпизод воспроизводит в миниатюрном масштабе то, что произошло при смерти Иисуса: тогда, согласно Матфею (Мат. 27, 51), «завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу». Если срывание занавески соответствует тому, как «завеса раздралась надвое», то громкое отскакивание эмали от кастрюльки можно считать миниатюрным соответствием тому, как «земля потряслась и камни расселись» (там же). Далее рассказывается, что «гробы отверзлись и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, [...] явились многим». (Мат. 27, 52—53). Итак, Иисус был не единственным воскресшим. Соответственно, старуха не единственная, кто двигается после своей смерти — «собственные мысли» героя рассказывают также о покойниках, убежавших из мертвецкой (420).

В Послании к Евреям сказано, что в земном святилище первого завета за второй завесой была скиния, называемая «Святое-святых» (Евр. 9,1—3). Благодаря воскресению Христа, она была заменена «нерукотворенным святилищем» (Евр. 9, 24). Далее сказано, что верующие имеют «дерзновение входить во святилище посредством Крови Иисуса Христа, путем новым и живым, который Он вновь открыл нам через завесу, то есть плоть Свою» (Евр. 10, 19—20). Таким образом, снятие завесы символизирует то, что Иисус ведет верующих в «нерукотворен-ное святилище», то есть к соединению с Богом. Это аналогично эпизоду, где Сакердон Михайлович после ухода героя садится медитировать на пол перед окном (416), с которого он ранее снял занавеску — ведь при медитации он соединяется с Богом. Итак, снятие занавески может означать снятие препятствий между ним и Богом.

Надо подчеркнуть, что библейские мотивы, связанные с Сакердоном Михайловичем, имеют важное значение для понимания героя по двум причинам: во-первых, все, о чем в повести рассказывается, неизбежно имеет отношение и к герою, поскольку все передается через его сознание; во-вторых, поскольку Сакердон Михайлович представляет собой некий авторитет для героя, все связанное с ним должно быть важно для героя.