§ IV. Со-бытие «Я» на границе между «этим» и «тем»: реальность искусства

/Трактат «Мыр»/

Мир как нечто единое изначально недоступен взгляду: Я видит только части мира, Я наблюдает свойства этих частей и делает науку (предметы определены — отсюда научное знание о них или их рабочие значения). Одни и те же части обладают разными свойствами — умными и неумными, поэтому Я делит части и дает им имена.

Таким образом, уже в первом абзаце текста сконцентрировано то понимание процесса творчества, о котором мы говорили, анализируя предыдущие трактаты (выделение предметов, лежащих вовне — их разграничение — нахождение основных свойств или качеств — именование мира).

Другие части — способные думать — похожи друг на друга, они, как и Я, обладают зрением, то есть открыты для восприятия других частей и тоже ведут самостоятельное существование.

Диалог с этими частями (маленькими точками) приводит к появлению в тексте времени и пространства трех поворотов. Это пространство, то есть некоторое расстояние между точками преодолевается, когда Я переводит (перемещает) взгляд с одной части мира на другую. Поворот как движение не по прямой — как смена направления движения — не исключает вероятность выхода за пределы исследуемой области: Я неожиданно (вдруг) перестает видеть части мира и попадает в НИЧТО (реально — в нечто). Видение мира зараз — целиком — оказывается для Я на какое-то (одно) мгновение возможным, но не поддающимся описанию: узнав бесконечность — безграничность — мира, Я тут же перестает его видеть. Но знание о мире — о его единстве — существовало в Я всегда:

«И я всегда знал, что такое мир...» [40. С. 115].

Следовательно, Я в это мгновение, узнав бесконечность, повстречалось с самим собой:

«А потом я понял, что я и есть мир» [40. С. 115].

В результате мы получаем следующее «двоемирие»:

1. Я — мир, или мир-во-мне, где Я-субъект отождествляется с Я-объектом: конечная бесконечность (внутренний мир);

и

2. Мир — не я, или я-в-мире, где мир (объект) окружает Я как части или точки и не отождествляется с Я-субъектом: бесконечная конечность (внешний мир).

Реальное существование этих двух миров, точнее, их со-существование становится возможным только в процессе языковой деятельности Я (Я говорил себе, что я вижу мир.), когда Я находится на границе между этим (мир-во-мне) и тем (я-в-мире) и, по сути, само являет собой границу или препятствие, не давая (не позволяя) тому и другому слиться воедино и прекратить тем самым не только свое существование, но и существование Я.

Тем не менее, Хармс (на то он и Хармс) находит способ объединить эти два начала (конечную бесконечность Я и бесконечную конечность мира) в одном слове — мыр, соединив мы (как присутствие Я там и там) и мир (мы + мир).

В философии Я.С. Друскина «это и то» (трактат «Признаки вечности») составляют формулу существования и, вне всяких сомнений, могут быть нами соотнесены¹ (если не отождествлены!) с «двоемирием» Хармса: «Я вижу два места: это и то. Признаки одного места мне известны. Некоторое усилие связано с ним. Признаки другого известны мне меньше. Я искал места, где я был. Это и то — места, где я был. Между этим и тем также мое место. Может быть, это последнее место, но там ничего нет. В этом есть небольшая погрешность. Это и то не соединены. Они стоят разделенные: это как это и как то» [15. С. 134].

Эта разделенность была показана нами ранее (см. анализ текста «Измерение вещей») при сопоставлении двух методов — (I) реального искусства и (II) реализма. Но если тогда речь шла о принципиальном различии между ними (о разграничении понятий), то теперь, проанализировав «Мыр», мы можем говорить о попытке Хармса занять ту позицию, при которой (через пограничное состояние Я) имманентное восприятие мира (мир-во-мне) не противоречит трансцендентности положения Я-субъекта по отношению к окружающим его частям, предметам или точкам (я-в-мире).

Граница между этим и тем, в итоге, преодолевается (снимается) путем ее переноса в языковую реальность. Иными словами, пограничное существование и есть реальное существование; оно обнаруживает себя в тексте как подвижность (иначе — текучесть) границ внутри него, как поворот или выход-вход туда, где Я открывает — подтверждает — подлинность (реальность) собственного существования — относительно этого и того — как присутствие мира-в-себе и себя-в-мире. Окончательно (Жаккар отмечает, что название трактата Хармс добавил в последнюю очередь, когда переписывал текст набело) — как соприсутствие или со-бытие, то есть собственно мыр [15. С. 345]. Здесь нашли свое место это и то.

Примечания

1. «Признаки вечности», а также некоторые другие сочинения («Вблизи вестников», «Это и то», «Классификация точек», «Движение», «О желании», «О голом человеке», «Происхождение животных») были написаны Друскиным в период его наиболее интенсивных контактов с чинарями и, в частности, с Хармсом [15. С. 123].