Детство

Даниила крестили 5 (18) января 1906 года в церкви собора Пресвятой Богородицы при «Убежище принцессы Ольденбургской». Крестными были его дядя Петр Павлович Ювачев и тетя Наталья Ивановна (сестра Надежды Ивановны).

Отец Даниила по служебным делам был в постоянных разъездах, и за воспитанием сына следил в основном в письмах, которыми регулярно обменивался с женой. Таким образом голос отца постоянно был слышен, что создавало, как можно полагать, достаточно фантастический эффект зримого отсутствия при постоянном ощущении участия в реальной жизни. Отец стал для Хармса неким высшим существом, уважение к которому, по рассказам современников, воплощалось, например, в том, что сын, до конца жизни отца, вставал в его присутствии и разговаривал с отцом только стоя. Можно предположить, что «седой старик» в очках и с книгой, являющийся в нескольких текстах Хармса, навеян обликом отца.

По этим письмам можно получить некоторое представление о том, как Даниил рос и воспитывался. В одном из писем Надежда Ивановна пишет мужу: «Сегодня получили 3 твоих письма, от 10 и 11, и открытку. Данюк в восторге, все время носит это письмо и всем читает, но никто ничего не понимает». 16 июня 1910 года: «Даня всем рассказывает, что у него папа студент и учит гимнастике, откуда он это взял, неизвестно, вообще врет много».

Достаточно рано Даниил познакомился с православной символикой. 4 февраля 1907 года его мать пишет: «Научился он креститься и все крестится и кланяется», а 22 октября 1910 года: «Сегодня был молебен. Данила все время стоял, молился и, когда клал земной поклон, то руки на полу складывал так, как делаешь это ты, и следил, чтобы и все так делали».

Отец в письмах давал советы по воспитанию сына. Сам он был аскетом, питался очень скромно, не любил никаких излишеств и обычно довольствовался самым малым. Сына он тоже советовал воспитывать в строгости, однако мать не очень старалась выполнять эти указания. Она очень любила Даню и частенько его баловала.

Даня был способным ребенком. Очень рано научился читать (ему не было еще и пяти лет). В письме мужу от 18 октября 1910 года Надежда Ивановна рассказывает, что сын «ужасно занят книгами, теперь это его более всего занимает, но я не позволяю ему много читать, а то по ночам во сне все болтает, если ему много читать. Наизусть катает целые рассказы».

1 ноября 1910 года она продолжает эту тему: «Данилка страшно увлекается опять книгами и даже просит меня ничего ему на именины не дарить, кроме книг». Наверное, поэтому в 1912 году она отвечает Ивану Павловичу на его пожелания интенсивнее развивать сына: «Развивать Даню нечего, он для своих лет развит слишком много. Занимается прекрасно, с таким вниманием, глаз не поднимет, пока идет урок, на что-либо, не касающееся урока, так чего еще от него ты хочешь?»

В письме мужу от 27 июня 1911 года Надежда Ивановна сообщает, что сын «все время строит какие-то машины, водопроводы, фантазия у него так разыгрывается, что он без конца рассказывает, какая для чего у него машина состроена». Вероятно, любовь Ювачева-Хармса к созданию не имеющих явного прикладного смысла «сооружений», о которой писали впоследствии многие знавшие его мемуаристы, закладывалась именно в первое десятилетие его жизни.

Даниил получил неплохое домашнее образование. Немецкому языку его обучала учительница-немка, а отец учил английскому. В 1912 году, то есть в шесть лет, он уже не только свободно читал, но и писал, причем, как отмечала мать, «очень грамотно». В 1915 году он поступил в первый класс реального училища (Невский проспект, 22а), которое входило в состав Главного немецкого училища святого Петра в Петрограде (Петришуле или по-немецки — St. Petrischule). Он был старательным учеником, хотя впоследствии одноклассники вспоминали о его любви к розыгрышам: то он играл во время уроков на валторне (!), то упрашивал учителя не ставить ему двойку, изображая «сироту», и т. п. На первые годы его учебы в реальном училище приходится и первое свидетельство о том, что Даниил пытался писать что-то самостоятельное. Его тетка Наталья Ивановна Колюбакина в письме от 3 марта 1916 года рассказывает, что «Данила сидит рядом со мной и пишет какую-то сказку для Наташи — произведение собственной фантазии».

Революция и Гражданская война изменили уклад семьи. В Петрограде начались голод, разруха и болезни, с занятиями в школе было покончено. Сначала Ювачевы еще пытались продолжать учить сына дома. Но в 1918 году, когда стало понятно, что речь идет уже не об обучении, а о спасении жизни, родители увозят сына в Хвалынский уезд Саратовской губернии, к родственникам Надежды Ивановны.

В 1919 году они возвращаются, и Даниил проводит лето в Детском Селе (так стало называться Царское Село после революции) у Натальи Ивановны Колюбакиной — своей тетки и крестной.

В январе 1920 года его мать поступила на работу — она стала кастеляншей в Барачной больнице им. С.П. Боткина, чуть позднее туда же устроили 14-летнего Даниила. С 13 августа 1920-го по 15 августа 1921-го он числится «подручным монтера» в этой же больнице.

В 1920 году семья Ювачевых поселилась в здании бывшей больничной прачечной по адресу: Миргородская улица, д. 3/4, кв. 25, где и прожили до конца 1925 года. Отец продолжал служить «по финансовой части»: после февраля 1917 года он работал старшим ревизором Государственных сберегательных касс, а после октября — старшим инспектором Центрального бюджетно-расчетного управления Наркомата финансов. В 1923—1924 годах он уже был заведующим счетным отделением рабочего комитета на строительстве Волховской ГЭС.

Примерно в 1921—1922 годах Даниил Ювачев выбирает себе псевдоним «Хармс», который постепенно настолько «прирос» к нему, что превратился в часть фамилии. В 1930-е годы, когда всем советским гражданам выдали паспорта, он приписал в паспорте к своей фамилии через дефис вторую часть, так что получилось «Ювачев-Хармс».

В дальнейшем Хармс подписывался и другими именами. (Подробнее в статье «Псевдонимы Хармса»)