Юность и первые поэтические опыты

С 1 сентября 1922 по 1924 год Хармс жил в Детском Селе. Учился во 2-й Детскосельской единой трудовой школе, бывшей гимназии. Директором этой школы и преподавателем русской словесности была его тетка Наталья Ивановна Колюбакина.

Среди одноклассников Даниил выделял Наташу Зегжду, с которой он подружился после организованного в том же 1922 году Колюбакиной вечера, посвященного годовщине смерти А. Блока. На этом вечере Н. Зегжда делала доклад и нарисовала портрет Блока по его фотографии 1921 года.

Примерно в то время начали формироваться его авангардные пристрастия в поведении: стремление выделиться внешне, почти изысканная необычность в одежде.

По воспоминаниям сестры Зегжды Л.А. Барановой можно представить, как выглядел Хармс весной 1923 года:

«На нем все было выдержано в бежево-коричневых тонах — клетчатый пиджак, рубашка с галстуком, брюки гольф, длинные клетчатые носки и желтые туфли на толстой подошве. Во рту Даня обычно держал небольшую трубку, видимо, для оригинальности, т. к. я не помню, чтобы из нее шел дым».

Одноклассница М.П. Семенова-Руденская запомнила его таким:

«Был с самого начала не похож на других. Был одет в коричневый в крапинку костюм, в брюках до колен, гольфах и огромных ботинках. Он казался совсем взрослым молодым человеком. Пиджак его был расстегнут и виднелся жилет из той же ткани, что и костюм, а в маленький карманчик жилета спускалась цепочка от часов, на которой, как мы узнали впоследствии, висел зуб акулы».

Во время учебы в школе Хармс начал сочинять стихи. К ужасу своей тети, он сочинил тогда забавный каламбурный однострок «задам по задам за дам».

Л. Баранова и Н. Зегжда по памяти приводят четверостишие, которое, видимо, является первым дошедшим до нас стихотворением Хармса:

Скоро ль шаровары позовут татарина,
Да книксен, полька, вальса тур.
<вариант: Да книксен, кукла польки тур>
Нам <вариант: мне> ли петухами кикапу подарено,
Да чирики-боярики, да пальцем в пуп.

Это стихотворение произносилось на манер польки, речитативом. Любил Хармс также играть в абсурдное буриме или, как его тогда называли, «стихотворную чепуху» — когда каждый участник игры должен был дописывать в сочиняемое стихотворение поочередно по одной строчке, так, чтобы получилась смешная бессмыслица.

После окончания школы летом 1924 года Хармс вернулся в Ленинград.

12 июня 1924 года им написано стихотворение «Медная...»:

В медный таз ударю лапой,
Со стены две капли капнут,
Звонко звякнут
И иссякнут.
Тучи рыжих тараканов
Разбегутся со стаканов —
От пивных, От пустых.
Ты посмотришь в тишину,
Улыбнешься на луну,
Углынешься на углу,
Покосишься на стену...
На щеке мелькнет румянец вышитый
Догорает свечка бледная...
Тараканы рыжие,
Песня — красно-медная.

Это стихотворение Хармс записал в альбом Эмме Мельниковой, с братом которой Виктором он дружил в то время.

Заметно, что уже в то время Хармс ориентируется не столько на традиции классической русской поэзии XIX века, сколько на авангард, частью которого он станет всего через год.

16 августа 1924 года Даниил подал заявление в приемную комиссию Первого Ленинградского электротехникума. Для того чтобы поступить, ему пришлось прибегнуть к помощи отца. Иван Павлович обратился в рабочий комитет «Волховстроя», где работал заведующим счетным отделением, с письмом, в котором просил поддержать сына и ходатайствовать о его приеме в один из ленинградских техникумов. Такое ходатайство было необходимо, учитывая «непролетарское» происхождение Хармса — мать у него была дворянкой. Нужная бумага была получена, и в сентябре 1924 года Хармс был зачислен в состав учащихся электротехникума. Правда, прошло чуть больше года, и в феврале 1926 года его отчислили за «слабую посещаемость и неактивность в общественных работах».

Именно во время учебы в техникуме Хармс начинает регулярно выступать как в своем учебном заведении, так и в других местах (Госпароходство, Тургеневская библиотека и др.) с чтением своих и чужих стихов. В составленном им в 1925 году списке «Стихотворения наизустные мною» можно увидеть имена: В. Каменский, Игорь Северянин, А. Блок, В. Инбер, Н. Гумилев, Ф. Сологуб, А. Белый, А. Ахматова, В. Маяковский, Н. Асеев, С. Есенин, В. Хлебников, А. Туфанов, Е. Вигилянский, В. Март, В. Марков.

При этом больше всего «наизустных» стихов Хармса принадлежало Северянину и Маяковскому (по 19), что, конечно, отражает футуристические вкусы поэта и его интерес к двум главным ветвям этого направления — эгофутуризму и кубофутуризму.

В августе 1925 года Хармс записывает в свою книжку по-немецки: «Мой Боже. Это вполне логично пригласить меня почитать стихи. Боже, сделай так, чтобы там были люди, которые любят литературу, чтобы им было интересно слушать. И пусть Наташа будет повежливей к моим стихам. Господи, сделай то, о чем я тебя прошу». Действительно, тетка Хармса (он всегда называл ее Наташей) относилась к стихам племянника более чем скептически, как, впрочем, и отец. Иван Павлович Ювачев, привыкший к классической русской поэзии в духе Некрасова, авангардных опытов сына не одобрял.

Тогда же, летом 1925 года, Хармс пишет две «эпиграммы» (это его собственное определение), адресованные отцу:

Ответ буравочный властины
Ершастым упырем гостинной
За бороду скося усы
Папаша и папашин сын
Лета такая же катушка
За пуговку меня послушай
Смешно в двухтысячном году
Стрелять и думать попаду

    № 2

Мои стихи тебе папаша
Напоминают просто кашель.
Твой стих не спорю много выше
Но для меня он шишел вышел.

В этих эпиграммах уже проявляется тяготение Хармса к зауми. «Заумь» или «заумный язык» возник в русской поэзии в творчестве Велимира Хлебникова — как одна из составляющих его знаменитого «звездного языка». По замыслу автора, в мировом языке будущего сами звуки должны были бы передавать любые значения.

Кроме Хлебникова, заумный язык развивали в своих произведениях Алексей Крученых и Давид Бурлюк, и Хармс также очень интересовался их творчеством.

Сразу после окончания школы Хармс познакомился с Эстер Русаковой, которая впоследствии стала его первой женой. В то время у нее был жених — Михаил Чернов, за которого она вскоре вышла замуж. Взаимные чувства у нее с Хармсом возникли довольно быстро. В блокнотик, который Хармс превратил в своего рода альбом (в него знакомые и друзья писали всякие пожелания и афоризмы), Эстер написала: «Хармс Daniel, я люблю тебя. Эстер. 1925». В то время их с Хармсом отношения то вспыхивали, то угасали, — пока в 1927 году она не разошлась с мужем. В 1928-м она вышла замуж за Хармса. Роль Эстер в жизни Хармса была очень важной. На протяжении более семи лет их отношения можно назвать любовью-ненавистью. На момент знакомства Эстер было 18 лет, а Хармсу — 19. Он то молил Бога соединить их навсегда, то просил о безболезненном разрыве. Загадывал, что они расстанутся, и страшно боялся этого расставания. Хармс посвятил Эстер произведение «Гвидон» и множество стихотворений, написанных с 1925 до 1932 года.