Дом на Надеждинской

С 1925 года и до ареста в 1941-м Даниил Хармс жил в квартире под номером 8 в доме № 11 по улице Надеждинская. В 2005 году на доме установлена мемориальная доска, посвященная Даниилу Хармсу. С 1936 года улица стала называться улицей Маяковского, в честь Владимира Маяковского, который жил на этой улице, в 52 доме.

В подъезде дома, где жил Даниил Хармс, очень странная нумерация. На третьем этаже, где жил сам поэт, квартира № 8, на четвертом — № 7. То, что здесь же находятся квартиры № 17 и № 58, это понятно, все это результаты капитального ремонта 70-х годов. Тогда коммунальные квартиры делили на отдельные, и нумерацию тасовали как угодно. А вот путаница с малыми номерами, это еще со времен Хармса. Известно, что декабре 1925 года семья Ювачевых: родители Хармса, Иван Павлович, мать Надежда Ивановна, компаньонка матери Лидия Смирницкая, сам Даниил и его младшая сестра Елизавета поселились в квартире под номером 9. Потом эта же квартира стала № 8. В настоящее время квартира, в которой жила семья, поделена между двумя жилыми квартирами — № 8 и № 58.

В 1928 году Хармс нарисовал план своей квартиры, но это была лишь мистификация. Он нарисовал воображаемую квартиру с просторной столовой, спальней, комнатой для прислуги и кабинетом и окнами, выходящими на обе стороны. В действительности квартира состояла из пяти комнат, двери которых выходили в общий коридор, а окна на улицу Маяковского. После смерти Надежды Ивановны в 1929 году ее комнату отобрали и вселили в нее посторонних людей — мать и дочь Дрызловых.

О том, как квартира выглядела в те годы, сохранилось много воспоминаний друзей и родственников Хармса, и иногда они противоречат друг другу.

По воспоминаниям художницы Алисы Ивановны Порет: «Д.И. говорил, что дома его раздирают классовые противоречия. Комната его была так заполнена всякими затейливыми придумками, что описать ее нет сил. Проволоки и пружины тянулись в разных направлениях, на них висели, дрожали и переплетались какие-то коробочки, чертики, символы и эмблемы, и все это менялось по мере появления новых аттракционов. Было много книг, среди них разные раритеты — Библия на др. еврейском, огромная толстенная книга "Черная магия", какие-то старые манускрипты».

По воспоминаниям Александра Разумовского квартира Хармса в 1927 году выглядела так: «Крутая лестница, второй этаж. Комната скромная, ничего лишнего. Мебель старинная, родительская. Только небольшая полка с книгами на стене, открытая — современная. Книг немного. Запомнились Гете на немецком языке, "Алиса в стране чудес" на английском, "Гаргантюа и Пантагрюэль" с рисунками Доре — книга большого формата, которую я потом видел у Заболоцкого. Возможно, ему она и принадлежала. <...> Посередине ее старинный письменный стол без ящиков с перекрещенными витыми ножками, слева на стене книжная полка; справа от двери постель, покрытая тяжелой накидкой, за ней книжный шкаф, дальше у окна — лысеющее кресло; два-три старых стула; вокруг лампы под потолком широкий картонный абажур с портретами — карикатурами хозяина на всех его завсегдатаев. Еще нарисован дом со страшной надписью: "Здесь убивают детей"».

Вторая жена поэта Марина Малич вспоминала: «Данина комната представляла собой половину некогда большой комнаты, разделенной перегородкой. Сквозь нее все, что происходило на той половине, было слышно. А там жили старуха-мать, уже не встававшая с постели, и ее дочь. Дальше жил отец Дани, Иван Павлович. <...> Дальше, за отцом, были две комнаты, в которых жила сестра Дани с семьей. Лиза была замужем за ярым коммунистом, и поэтому мы к ним не ходили и не разговаривали. На окнах у нас были занавески, сделанные из простыни. В комнате стоял диван, продавленный, с дыркой посередине. Когда я первый раз легла на него, я провалилась и собачка под диваном завизжала — должно быть, ее задели пружины проклятые. Спать вдвоем можно было только на полу. Заметной вещью была стоявшая у стены фисгармония. Даня садился за нее нечасто, хотя любил музыку и играл с удовольствием. Играл он немного вещей, больше по памяти. Зато Яша Друскин, когда приходил к нам, всегда играл подолгу. На стене висел наискосок большой плакат. Какое-то тибетское изречение. "Аум мани падмэ хум". Даня сказал, что это очень сильное заклинание».

Сестра Хармса Елизавета Грицына: «Жили они с Мариной небогато. Даня зарабатывал мало. Обедали, как правило, у меня. Папа был на пенсии и не мог нам помогать. Комната была у них в два окна. Посредине стоял старинный стол, большой диван, за ним фисгармония — Даня любил музыку и сам играл. Над письменным столом — лампа, на абажуре которой им были нарисованы все его приятели».

Искусствовед Всеволод Петров, друг Даниила Хармса (после войны он поселился в том же доме на той же площадке, и сейчас его дочь, Марина Всеволодовна Петрова, живет в квартире № 58, куда после капитального ремонта вошла часть квартиры Хармса): «Рассказывали, что комната Хармса с полу до потолка изрисована и исписана афоризмами, из которых всегда цитировали один: "Мы не пироги", но я уже ничего подобного не застал. Только был приколот к стене листок клетчатой бумаги, вырванный из тетради, со "Списком людей, особенно уважаемых в этом доме" (из них помню Баха, Гоголя, Глинку и Кнута Гамсуна) и висели на гвоздике серебряные часы с приклеенной под ними надписью: "Эти часы имеют особое сверхлогическое значение". На стенах я заметил отличный портрет Хармса, написанный Мансуровым, старинную литографию, изображающую полковника времен Николая I, и беспредметную картину в духе Малевича, черную с красным, про которую Хармс говорил, что она выражает суть жизнь. Эта картина была написана тоже Мансуровым».

В самом начале Великой Отечественной войны, 11 сентября 1941года, в дом попала бомба. Удар был такой силы, что даже в квартирах соседнего переулка треснули камины. Квартира Хармсов тоже пострадала.

После войны здание было восстановлено, а в 1970-х в нем был сделан капитальный ремонт. Сейчас это обычный жилой дом.