После ссылки

В Ленинград Хармс вернулся 12 октября 1932 года. Благодаря хлопотам отца, и не исключено, что при помощи следователя Когана, с которым у Хармса сложились почти дружеские отношения, ему было разрешено остаться в Ленинграде. Срок его высылки закончился.

Он сразу же навещает близких знакомых. Общается с Борисом Житковым, Л. Пантелеевым (Алексеем Ивановичем Еремеевым), Корнеем Чуковским, посещает литературно-музыкальный салон художницы Алисы Ивановны Порет, ученицы Филонова и Петрова-Водкина. С 30-летней Алисой Порет он познакомился в Детгизе, где она работала художником книги. Чуть позднее, в ноябре, с Алисой Порет у Хармса завязались романтические отношения, которые продолжались до февраля 1933 года.

20 ноября 1932 года Хармс с Введенским посетили юбилейную выставку «Художники РСФСР за XV лет», которая была торжественно открыта в Русском музее 13 ноября 1932 года. Пожалуй, это была последняя в СССР выставка, на которой столь широко было представлено «левое», авангардное искусство, в том числе работы таких мастеров, как Филонов и Малевич (последний, в частности, представил «Черный» и «Красный» квадраты).

К сожалению, разрешение остаться в Ленинграде получил только Хармс. В конце ноября Ленинград покинули Гершов и Введенский.

Через месяц, перед самым Новым, 1939, годом, Введенскому все-таки удалось добиться отмены высылки и разрешения вернуться в Ленинград.

Хармсу, оставшемуся в городе, конечно, повезло больше. Однако его положение продолжало оставаться сложным. Так же, как и в Курске, у него совершенно не было денег. Что-то он, видимо, получал от отца, ему помогали сестра Лиза, тетки Наталья Ивановна и Мария Ивановна («Машенька») Колюбакины, а также Лидия Алексеевна Смирнитская (Иля), бывшая домработницей в семье Ювачевых. Суммы, которые они собирали для Хармса, были небольшими (обычно несколько десятков рублей), но их хватало, чтобы жить не впроголодь, как это было в Курске, и время от времени рассчитываться с долгами, которые были неизбежны.

Для того чтобы вновь получить возможность печататься в детских изданиях, Хармс должен был восстановиться в Союзе писателей, окончательно решить вопросы с ГПУ, снова наладить контакты с Детиздатом. Этим он занимался вплоть до конца 1932 года.

После возвращения Хармс начинает наверстывать упущенное в общении с женщинами. Надо сказать, что он всегда пользовался успехом у противоположного пола. В одном из последних произведений «Симфония № 2» (9—10 июня 1941 года), слова, написанные от первого лица, вполне можно отнести к самому Хармсу: «Я высокого роста, неглупый, одеваюсь изящно и со вкусом, не пью, на скачки не хожу, но к дамам тянусь. И дамы не избегают меня. Даже любят, когда я с ними гуляю». Марина Малич, вспоминая в 1990-е годы свои неприятности из-за его измен, которыми сопровождалась их супружеская жизнь с момента брака в 1934 году, не в силах сдержать обиду, которая так и не выветрилась за прошедшие 60 лет, пишет: «И с этой спал, и с этой... Бесконечные романы. И один, и другой, и третий, и четвертый... — бесконечные!»

В это время у Хармса был недолгий роман с некоей Frau René (Рене Рудольфовной О'Коннель-Михайловской). Вновь нахлынули чувства к Эстер. Впервые после ссылки ее имя появляется на страницах дневника 22 ноября: «Немного скучно, что порвал с Esther, я все-таки, как она ни противоположна мне по характеру и воспитанию своему, люблю Esther <...> Даже чуть сам не позвонил ей. Но когда стал человеку противен, то с этим ничего не поделаешь. Теперь-то уж мы с Esther разошлись навеки. Хотя что-то в душе подсказывает мне, что мы еще сойдемся как следует».

Попытки помириться с Эстер закончились неудачей. Хармс плохо переносил одиночество, и полтора года, отделившие его возвращение из Курска от знакомства с Мариной Малич, стали для него временем постоянного и непростого поиска женщины, которая могла бы быть рядом с ним в качестве жены и подруги.

Литературные дела не оставались при этом в забвении. Осенью 1932 года исполнилось пять лет ОБЭРИУ. По причинам ссылки части его членов это событие в то время отметить было невозможно и празднование было перенесено. Оно состоялось лишь 25 января 1933 года у Ювачевых.

В апреле 1933-го наконец возобновились выступления, которые давали заработок, хотя и небольшой. Они проходили в школах, Домах культуры. Каждое выступление приносило примерно по 50—100 рублей, что было чувствительной прибавкой к бюджету, учитывая, что никакого постоянного дохода у Хармса не было.

25 апреля Хармс заболел. Диагноз был поставлен только через неделю: паратиф, а еще через два дня на теле были обнаружены паратифозные розеолы — характерные округлые пятна. Практически ежедневно Хармса навещали друзья и знакомые, среди них — обэриуты Левин и Разумовский, Маршак, режиссер Г. Кацман, литературовед Теодор Гриц.

Вскоре он выздоровел, но выздоровление не принесло вдохновения и творческой энергии. За первое полугодие 1933 года он написал всего несколько стихотворений и две миниатюры из будущего цикла «Случаи» (сам цикл в то время еще не был задуман). Хармс чувствует, что после возвращения из ссылки ему все труднее и труднее писать стихи, поэтому он пытается искать новые формы; написанные в апреле миниатюры «Математик и Андрей Семенович» и «Четыре иллюстрации того, как новая идея огорошивает человека, к ней не подготовленного» стали первыми результатами этого поиска.

Весной 1933 года Хармс много размышляет о категории чистоты в стихе, которую он считал самым важным признаком настоящей поэзии. «Величина творца определяется не качеством его творений, — записывает он, — а либо количеством (вещей, силы или различных элементов), либо чистотой. Достоевский огромным количеством наблюдений, положений, нервной силы и чувств достиг известной чистоты. А этим достиг и величины».

Лето этого года Хармс частично проводит в городе, частично — в Царском Селе у тетки.

Июнь 1933 года отмечен повышенным интересом Хармса к Индии (он с 1920-х годов практиковал хатха-йогу). Он читает о ней книги, выписывает основные вехи биографии индийского мистика и проповедника XIX века Шри Рама-кришны. Составляет и решает шахматные задачи. 12 июня им было написано не дошедшее до нас 33-сгрочное «Послание Николаю Макаровичу Олейникову».

В 1933 году начинаются регулярные встречи «чинарей» и близких им людей в дружеском кругу, который потом получил среди них ироническое название «клуб малограмотных ученых». Собираться решили у Липавских, которые тогда жили на Петроградской стороне — в доме 8 по Гатчинской улице.

Леонид Савельевич Липавский, писатель и философ, был близким другом Хармса. Познакомился он с ним через Введенского, с которым вместе учился в Лентовской гимназии (как и Введенский, Липавский родился в 1904 году, то есть был на год старше Хармса).

В 1933—1934 годах во встречах на Гатчинской участвовали Леонид и Тамара Липавские, Хармс, Введенский, Друскин, Заболоцкий, Олейников. Еще одним постоянным участником бесед стал Дмитрий Дмитриевич Михайлов (1892—1942?), друг Липавского и Друскина, литературовед и писатель (в записях Липавского он обозначается как «Д. Д.». Михайлов был специалистом по немецкому языку и немецкой литературе, что, безусловно, было близко Хармсу, любившему все немецкое.

26 апреля от туберкулеза умер Константин Вагинов, которого похоронили на Смоленском кладбище. В печати появился короткий некролог, подписанный участниками бывшего Ленинградского Союза поэтов.

Тем временем продолжались выступления Хармса перед школьниками. В 1930-х годах он выступал не только в самом Ленинграде, но иногда по направлениям от детской секции Союза писателей выезжал в пионерские лагеря. Это был неплохой заработок. Дети очень любили такие приезды «настоящих писателей», а от Хармса они были просто в восторге. Нина Владимировна Гернет, которая в 1930-е годы заведовала редакцией «Чижа» и хорошо была знакома с Хармсом, рассказывала, что однажды «...в пионерлагере после его выступления все слушатели встали и пошли за ним, как за Гаммельнским крысоловом, до самого поезда...».

Шестнадцатого июля 1934 года Хармс женился на Марине Владимировне Малич, с которой познакомился за год до этого, примерно в первой половине августа 1933 года.

В сентябре 1934 года Хармс, Введенский и Липавский решили написать сценарий фильма. Но Хармс, наученный неудачным опытом попыток творческого сотрудничества с друзьями, очень быстро передумал: «...Я подумал и решил, что тройственный союз не получится, а потому я ухожу из этого союза».

К 1935 году материальное положение Хармса серьезно ухудшилось. Печататься в детских журналах стало труднее, меньше было выступлений, а значит, и денег. В конце 1934 года он констатирует в дневнике: «Печальное положение мое. Я не знаю, как заработать денег. Мне уже трудно встречаться с друзьями, ибо я слишком беден».

На это накладывается творческий перелом: если в 1933 году более половины написанного Хармсом составляют стихи, то в 1934 году стихов остаются считанные единицы, да и общее количество созданных им в этом году произведений значительно снижается.

Январь 1935 года стал началом серьезного охлаждения отношений с Олейниковым. Олейниковский скептицизм, яд его насмешек, язвительность вывели, наконец, Хармса из себя.

15 мая скончался Казимир Малевич, с которым Хармса связывали давние человеческие и творческие отношения.

Смерть Малевича стала очень значительным событием в культурной жизни Москвы и особенно — Ленинграда. Он умер у себя дома после длительной болезни в присутствии матери, жены и дочери. Ленсовет принял решение взять на себя расходы по его похоронам: семье это было бы уже не под силу — последние годы великий художник жил практически в нищете. Русский музей заключил соглашение с семьей художника, по которому в обмен на пенсию его матери, жене и дочери музей получил почти все полотна из мастерской Малевича.

Гражданская панихида в квартире художника прошла 17 мая. На ней присутствовал и Хармс, читал свое стихотворение на его смерть. 18 мая Хармс участвует в гражданской панихиде в Доме художника на ул. Герцена и выносе гроба.

Летом 1935 года Хармс написал детскую пьесу «Цирк Шардам». Написана она была для театра марионеток Л.В. Шапориной при Союзе писателей, который был создан в начале года и просуществовал чуть больше года. На сохранившемся машинописном экземпляре пьесы имеется помета Шапориной: «Пьеса сдана в окончательном виде (но без заключительной песни) 8 августа. Начали репетиции 5 августа 35 г.». Премьера пьесы состоялась в октябре 1935 года.

В этом году у Хармса вышло всего шесть произведений в «Чиже» (включая перепечатку «Миллиона») и только одно — в «Еже», при этом ни в 1935-м, ни в следующем году не выходили отдельные издания его детских произведений. Разумеется, это сильно сказывалось на благосостоянии его и жены (Марина Малич не работала).

Денежный кризис вынуждал искать возможности для займов. 3 сентября Хармс обращается в Ленинградское отделение Литературного фонда с заявлением с просьбой о выдаче ссуды. Ссуда ему была выдана в размере 150 рублей со сроком погашения 15 декабря 1935 года. Однако выплатить взятые деньги Хармсу так и не удалось — в дальнейшем ему еще не раз приходилось обращаться в Литфонд с просьбой о продлении ссуды и о выдаче новых.

Во второй половине 1935 года — начале 1936-го Хармс посвящал любимой жене шуточные стихи и рассказы, называя ее ласковым домашним прозвищем «Фефюля». «Меня он называл Фефюлькой, — вспоминала Марина Малич более чем через 60 лет. — Наверное, за малый рост. Он писал стихи о Фефюльке и несомненно мне их читал, но у меня сейчас такое впечатление, что я их раньше не слышала и читаю впервые. Должно быть, я их просто забыла за давностью лет».

В 1936 году Хармс перевел любимого им с детства Вильгельма Буша. Его перевод стихотворной повести «Плиш и Плум» (под названием «Плих и Плюх») печатался в журнале «Чиж» с восьмого по двенадцатый номер. Замечательный немецкий поэт и художник Вильгельм Буш (1832—1908) стал изобретателем популярнейшего в настоящее время жанра комикса — когда рисунок и текст, дополняя друг друга, составляют единое целое, а сюжет развертывается одновременно в языковом и иллюстративном повествовании. В том же 1936 году Хармс переводит еще одно произведение В. Буша — стихотворение «Как Володя быстро под гору летел».

Полная невозможность печатать свои взрослые произведения приводит Хармса к отчаянной попытке создать, как бы сказали позже, «самиздатский» рукописный журнал под названием «Тапир». Хармс пишет «Проспект», в котором подробно расписывает условия существования журнала. Фантазия его разыгралась до такой степени, что журнал предполагалось делать самоокупаемым, причем с выплатой гонорара! Конечно, этот замысел так и остался неосуществленным.

21 августа 1936 года Хармс пишет рассказ «Судьба жены профессора» (первое название «Приключение профессора»), 31 августа написан рассказ «Кассирша» (первоначально — «Маша и Кооператив»), а 1 сентября появляется рассказ «Отец и Дочь».

Август — начало сентября 1936 года стал не просто очень плодотворным творческим периодом в жизни Хармса, этот период можно с уверенностью определить как рождение нового типа хармсовской прозы, и упомянутые рассказы являются яркими ее примерами. В центре этих текстов — проблема смерти, ее обратимости, а также похорон.

1936 годом датируются всего два стихотворения — «Вариации» и «Сон двух черномазых дам».

Примерно в конце лета — начале осени 1936 года Хармс вынужден был расстаться с самым близким другом Александром Введенским. Получив командировку от Союза писателей, Введенский отправился на юг, где он должен был выступать.

Дорога на юг проходила через Харьков, где Введенский сделал остановку. В Харьковском отделении Союза писателей он познакомился с молодой девушкой Галей Викторовой, бывшей там секретарем. Мгновенно покорив ее своим обаянием, Введенский отправился на юг уже вместе с ней. Вернувшись в Ленинград, Введенский развелся с женой и уехал в Харьков.

От прежней чинарско-обэриутской компании остались только Друскин и Липавский. Вагинова уже не было на свете, отношения с Олейниковым стали намного прохладнее, Заболоцкий со своими бывшими друзьями почти не пересекался. Давно отошли от обэриутского круга Бахтерев с Разумовским. Таким образом, круг близких друзей и единомышленников Хармса в Ленинграде сузился до предела.

В конце 1936 года советские газеты и журналы были полны публикаций о Пушкине: приближалось столетие его смерти. По всей стране готовились торжественные заседания, концерты. Разумеется, не могло это не затронуть и Хармса. В декабре 1936 года он пишет два текста о Пушкине.

Восемнадцатого декабря были написаны несколько вариантов рассказа «Пушкин» — для детей. Хармса они не устроили, хотя, судя по всему, они были использованы для написания анонимного очерка о Пушкине, опубликованного в втором номере «Чижа» за 1937 год и писавшегося, видимо, коллективно.