«Елизавета Бам» (2012)

Оригинальное название: «Елизавета Бам»
Жанр: «сентиментальная пародия на течение жизни»
Руководитель постановки: заслуженный деятель искусств России Олег Пермяков
Ассистент режиссера: Юрий Майорников
Автор: Даниил Хармс
Музыкальное оформление: заслуженный деятель искусств России Олег Пермяков
Сценография: заслуженный деятель искусств России Александр Плинт
Художник по костюмам: Оксана Готовская
В ролях: Елизавета Бам — Анастасия Пушилина; Валерий Жуков, Юрий Десницкий, засл. арт. России Александр Булдаков, засл. арт. России Татьяна Двинская, Анатолий Лацвиев, А также Иван Алексеев, Регина Бутакова, Сергей Дубянский, Глеб Ворошилов, Екатерина Константинова, Кристина Разумова, Мария Зачиняева, Николай Стрельченко, Зоя Соловьева, Олег Запорожец
Длительность: 1 час 35 минут
Язык: русский
Страна: Россия
Театр: Иркутский академический драматический театр имени Н.П. Охлопкова
Премьера: 30 октября 2012

Даниил Хармс говорил: «Меня интересует только ''чушь'', только то, что не имеет никакого практического смысла. Меня интересует только жизнь в своём нелепом проявлении. Геройство, пафос, удаль, мораль, гигиеничность, нравственность, умиление и азарт — ненавистные для меня слова. Но я вполне понимаю и уважаю: восторг и восхищение, вдохновение и отчаяние, страсть и сдержанность, распутство и целомудрие, печаль и горе, радость и смех».

Иркутский театр драмы впервые в своей истории обратился к творчеству Даниила Хармса, одного из самых загадочных и талантливых писателей и поэтов России первой половины ХХ века. Его пьесу «Елизавета Бам», написанную еще в 1927 году, часто ставили на сценах разных театров России и за ее пределами. Режиссер Олег Пермяков представил на суд зрителей свою версию этого гениального произведения.

Отзывы

Впервые в истории иркутского театра драмы Олег Пермяков поставил Даниила Хармса. Название пьесы — авторское, по имени героини; а жанр представления — это уже от режиссёра.

Запомните имя молодой актрисы: Анастасия Пушилина. Пусть у неё будут ещё работы уровня Елизаветы Бам — и пусть она когда-нибудь сама себя переиграет; сейчас это трудно вообразить, потому что Пермяков сотворил с нею шедевр.

Я слышал, что спектакль номинировался на губернаторскую премию — по-моему, в этом сезоне у Пермякова и Пушилиной конкурентов в Иркутске нет.

При этом кажется, что режиссёр или лукавит, или «не попал» в предложенный жанр. Получившаяся у него история не сентиментальна, а страшна до ржавого кровавого царапанья по сердцу.

...И не лукавит, и — «попал» — хотя сентиментальности нет на сцене, и в зале вместо сантимента растут, я чувствую, тоска и раздражение — настолько одинока среди манекенов эта восторженная «Каштанка» — героиня; она одинока, как одинок ребёнок среди взрослых: ни общий язык, ни понимание не возможны в принципе.

А она (Пушилина со своей упоительной детской, собачьей радостью жизни напомнила мне Каштанку в золотомасочном спектакле Вячеслава Кокорина) — не попадает в ритм угрюмого механического слаженного движения «людей»; не попадает в такт ни с кем, как бы они ни назывались — Иван Иванович с Петром Николаевичем на трибуне (блестящие работы Ю. Десницкого и В. Жукова); Папаша и Мамаша (колоссальная, обаятельная, но тупая, смертельная для Каштанки энергия: давно не видел таких сочных ролей у А. Булдакова и Т. Двинской); Нищий (А. Лацвиеву близок Хармс: после «расстрела» у него спокойное, ироничное лицо, а уходит он со сцены, потому что у него «роль кончилась»).

Каштанка любит всех вокруг, она с восторгом пытается встроиться в их ритм, в их шаг... — у неё совсем не получается! Чтобы так не получалось, как у Пушилиной — нужна адская репетиционная тренированность: все в ногу (а тут кроме героев с именами ещё и большая механическая массовка) — а у неё — ну никак. И сочувствовать ей устаёшь: она всё равно погибнет, сделать ничего нельзя, и я изнемогаю от собственной вины — и злюсь уже на это прекрасное, удивительное, великолепное, небывалое существо. От этого в конце спектакля тяжело — хоть бы его и не было вовсе!

Спасает — сантимент: я наконец догадываюсь, что настоящий режиссёр оснащён настолько, что способен через любую историю рассказать про себя — и тогда история по-настоящему попадает и в меня — в зале.

Вся сумма грустных экстравагантностей Хармса — это история одиночества гения среди людей.

В «Елизавете Бам» достигший грустного совершенства режиссёр Пермяков продолжает историю своей театральной жизни — а значит, историю своей настоящей, единственной жизни — и той её части, которая проходила в Иркутске. Его удивительно откровенное и точное обозначение жанра спектакля — «сентиментальная пародия на течение жизни» — просится в банальную рифму с чем-нибудь вроде «одиночества бегуна на длинную дистанцию» (ей-богу, не помню, откуда это). Его «Каштанка» — это он сам, это его одиночество в лучшие минуты жизни его памятных иркутских спектаклей.

...Приближаются два юбилея двух гениев иркутской сцены — Виктора Егунова и Виталия Венгера. Перед уходом со сцены они сыграли знаковые роли у Пермякова: Егунов — Фому Опискина в «Селе Степанчикове», а Венгер — Тевье в «Поминальной молитве».

У Венгера незабываемая сцена разговора с Богом в пустом пространстве под занавес: уже нет никакой надежды на перемену, на счастье, на понимание... — но никогда не перестанет звучать в истории театра этот одинокий голос великого артиста.

У Егунова... — странно, но при всей житейской гадости Фомы Фомича — остаётся как родной этот тихий протяжный и ненастойчивый голос — блестяще сыгранной роли. Я только сию минуту понял — через Пермякова, через его «Каштанку» — что не просто люблю Егунова — я Опискина люблю — с его длящимся особенным одиночеством большого артиста.

«Елизавета Бам» — подвешенная в воздухе театрального подвала нота одинокого голоса настоящего художника. За Хармсом эту ноту угадал Пермяков, и в подвале Новой сцены иркутского театра сумел добиться верного звука от незабываемой «Каштанки» — Анастасии Пушилиной.

Сергей Захарян