«Смерть дикого воина» (2008)
Оригинальное название: «Смерть дикого воина»
Жанр: спектакль-концерт
Руководитель постановки: Игорь Яцко
Режиссер-постановщик: Игорь Яцко
Авторы: Даниил Хармс, Лев Толстой
Композитор: Владимир Мартынов
В ролях: О. Баландина, И. Яцко, К. Гребенщиков,М. Зайкова
Хор театра «Школа драматического искусства» под управлением Светланы Анистратовой: С. Анистратова, Е. Бердникова, А. Букатина, Е. Гаврилова, Г. Закирова, А. Ященко, А. Гусарова, Е. Ершова, И. Ивашкина, Е. Серебринская, М. Чиркова, Л. Белявская, Е. Алиер, В. Приходкин, Д. Охрименко, М. Степанич, А. Шлевис, К. Исаев, Д. Шишлянников, Н. Басов, П. Остапенко, В. Коростелев, а также Е. Амирбекян
Ансамбль OPUS POSTH под управлением Татьяны Гринденко: Т. Гринденко (скрипка), Е. Полуянченко (скрипка), М. Акинфин (скрипка), Н. Брегвадзе (скрипка), Л. Егорова (скрипка), А. Иваненко (альт), Г. Чекмарев (альт), Н. Кочергин (виолончель), В. Мастеров (виолончель), И. Солохин (контрабас)
Художник-постановщик: Игорь Попов
Художник по костюмам: Вадим Андреев
Художник по свету: Иван Даничев
Видеоряд: Т. Зубова, С. Лосев и А. Шапошников
Длительность: 1 час 20 минут
Язык: русский
Страна: Россия
Театр: театр «Школа драматического искусства» (Москва) и ансамбль Opus Posth Татьяны Гринденко
Премьера: 23 декабря 2008 г.
Это совместный проект театра «Школа драматического искусства» и ансамбля Opus Posth Татьяны Гринденко. Сами авторы характеризуют его как «произведение для струнного ансамбля, хора, драматических артистов и видеопроекции». Для постановки композитор Владимир Мартынов собрал в единую композицию и положил на музыку три стихотворения Даниила Хармса: «Смерть дикого воина», «Песень» и «Сон двух черномазых мам», а также фрагмент из романа Льва Тостого «Война и мир», который посвящен переживаниям Андрея Болконского, раненого во время аустерлицкого сражения. Произведение исполняют: хор театра «Школа драматического искусства», ансамбль «Opus Posth», актеры театра.
О спектакле
«В основе проекта лежат три стихотворения Хармса: "Смерть дикого воина", "Песень" и "Сон двух черномазых дам". В первых двух стихотворениях говорится о проблеме перехода от жизни к смерти и от смерти к жизни. Третье стихотворение описывает сон двух дам, в котором они одновременно наблюдают убийство Льва Толстого. Здесь все перепутано! Родион Раскольников превращается в какого-то Ивана, Лев Толстой — в старуху процентщицу, к тому же здесь появляется некий управдом, несущий именно ту часть "Войны и мира", где описывается смертельное ранение князя Андрея под Аустерлицем. Как бы то ни было, становится ясно, что речь идет не о смерти некоего архаического героя, но о смерти русской литературы. Истлевание слова в тишине, конденсация тишины в некое виртуальное слово — таково пространство смерти русской литературы и ее перехода в какое-то другое качество. Это аудиовизуальное пространство воссоздается ансамблем «Opus Posth», хором театра «Школа драматического искусства», актёрами и видеорядом, созданным Таисией Зубовой и Сергеем Лосевым. Небо над Аустерлицем — последнее, что видит князь Андрей, становится одним из ключевых моментов этого пространства. Все слова, звуки и отзвуки вращаются вокруг него».
Владимир Мартынов
— «Смерть дикого воина» — поэтическое представление или музыкальный концерт?
— Это спектакль-концерт, на первом плане — музыканты ансамбля «Opus Posth», хор, и тот человек от театра, кто будет задавать ритм ударами по деревянной биле.
Спектакль оформил постоянный соавтор Анатолия Васильева художник Игорь Попов. А что будет на сцене?
Большой экран — небо над Аустерлицем, на которое проецируются знаменитые слова Наполеона о князе Андрее: «Вот прекрасная смерть!»; черный помост и белый планшет. Костюмы минимальные: черные — у музыкантов, бежевые балахоны со связанными сзади рукавами — у артистов. Хор же будет одет в полосатые тельняшки — это и символ моря, и символ несвободы. В общем, хотелось добиться того, чтобы, как киношники говорят, стробило в глазах. На планшет будут проецироваться рисунки Хармса и его автопортрет. Планшет позаимствован из васильевского «Каменного гостя». Кроме него на сцене будут скамьи из «Плача Иеремии» — спектакля, сделанного Анатолием Васильевым на музыку Владимира Мартынова. И эти «заимствования» для меня не случайны — признаюсь вам, что в этой постановке будут спрятаны размышления не только о Хармсе, но и о жизни нашего театра.
Журнал «Ваш досуг» побеседовал с режиссером Игорем Яцко
«Поставив «Смерть дикого воина», Яцко бросил вызов той части отечественных режиссеров, которые развлекают зрителей легкими, веселыми спектаклями. Яцко, наоборот, заставляет зрителей думать и расшифровывать свои идеи. Медленный медитативный ритм действа требует внутренней работы. И первое требование к публике — отключиться от суеты — поддержано и автором музыки».
Ольга Романцева, «Газета»
«"Смерть дикого воина" больше всего похожа на Реквием по ушедшему времени и значимым для режиссера людям и спектаклям. Сценография художника Игоря Попова напоминает о легендарных постановках Анатолия Васильева. Попов поступил точно так же, как Юрий Любимов с Давидом Боровским, собравшим сценографию «Мастера и Маргариты» из фрагментов декораций прежних спектаклей. Те, кто видел работы Васильева, сразу узнает в «Смерти дикого воина» планшет из «Каменного гостя», скамьи из «Плача Иеремии» и другие памятные детали».
Юрий Тимофеев, «Новые известия»
«Новый спектакль театра «Школа драматического искусства» — попытка организовать похороны русской литературы, предпринятая композитором Владимиром Мартыновым»
Гюляра Садых-задэ, «Ведомости»
Перед началом представления зрителей убедительно попросили не только выключить мобильные телефоны и во что бы то ни стало оставаться на своих местах до окончания спектакля, но даже по возможности не шевелиться. Структура спектакля, мол, так хрупка, что малейший шорох может ее нарушить. Оказалась, что она не только хрупка, но и довольно прихотлива — в основе сочинения известного композитора Владимира Мартынова лежат три стихотворения Даниила Хармса — «Смерть дикого воина», «Песень» и «Сон двух черномазых дам». Поскольку в последнем из них фигурирует управдом, несущий ту часть «Войны и мира», где описывается смертельное ранение Андрея Болконского под Аустерлицем, фрагмент из романа Толстого тут тоже использован.
Зал «Манеж», сам по себе настраивающий на возвышенный лад, стал совсем похож на храмовое пространство. На сиденьях с высокими спинками по бокам сцены уселись строгие люди в белом, в глубине на возвышении расположились музыканты, человек в черной рясе стал отбивать ритм похожим на колотушку деревянным инструментом, появились воин-предстоятель в торжественных восточных одеждах и «прихожане», обряженные в тельняшки-балахоны. На темном видеоэкране занялась заря, потом по голубому небу поплыли облака — успевшие прочитать программку поняли, что это и есть «небо над Аустерлицем». Актеры принялись хором и вразнобой пропевать и прокрикивать строки из произведений Хармса и Толстого, а музыканты — вытягивать из инструментов многократно повторяющиеся музыкальные фразы Владимира Мартынова.
«Истлевание слова в тишине, конденсация тишины в некое виртуальное слово — таково пространство смерти русской литературы и ее перехода в какое-то другое качество» — так объясняет замысел произведения композитор. Смерть литературы в спектакле главным образом проявляется в том, что актерам, кажется, очень трудно перейти к следующей фразе произведения (а музыкантам — к другой музыкальной фразе, так что спектакль в той же степени рассказывает о «смерти музыки»). Поэтому участники действа то перестраиваются, то перекладываются на полу, то перемешиваются между собой — все легче для них, чем мучительный переход к следующему фрагменту текста. Спектакль тянется монотонно, угрюмо и надменно. Уже и литература умерла, и музыка, и ты сам на час приблизился к неизбежному, а представление все длится и длится. Я ненавижу тех, кто не выключает в театре мобильные телефоны. Но на «Смерти дикого воина» чего-то вроде звонка мобильного телефона или дурацкого шепота мне очень не хватало: телефонная трель — не лучшее, но все-таки проявление жизни.
Если попытаться коротко определить главный изъян спектакля, то он состоит в отсутствии чувства юмора. Сделать спектакль по Хармсу так, чтобы зритель ни разу не улыбнулся, это, знаете ли, нужно сильно постараться. Несомненно, что самим строем и духом новой постановки Игорь Яцко пытается наследовать основателю театра и своему учителю Анатолию Васильеву — и в том, как работает с текстом, и в том, что уподобляет спектакль ритуалу, требующему от зрителя смирения и терпения. Но разница между учителем и учеником помимо прочего еще и в том, что господин Васильев в лучших своих работах — при всей их серьезности и возвышенности — был не чужд саморефлексии и даже насмешливости, хотя и весьма специфической. Большие мастера, даже те, которые числят себя пророками и ведут беседы исключительно с вечностью, находят в себе мужество и даже чувствуют потребность с облегчением подмигнуть зрителю. Эпигоны же всегда оказываются смертельно серьезны.
«Коммерсант», 11 января 2009 г.