Часть 2. Поэтика Д. Хармса и традиция английского нонсенса

Прежде чем приступать к рассмотрению поставленного вопроса, необходимо остановиться на самом понятии абсурда (бессмыслицы, нонсенса), дабы исключить возможные терминологические недоразумения. Во-первых, понятия «бессмыслица» и «нонсенс» явно синонимичны, в отличие от термина «абсурд», который в дословном переводе с латыни означает «вне-смысл». Для Р. Барта понятие абсурда с одной стороны отождествляется с понятием нонсенса, а с другой противопоставляется некоему третьему понятию: «...все «вне-смысленное» (hors-sens) непременно поглощается (в произведении можно разве что оттянуть данный момент) «не-смыслом», имеющим совершенно определенный смысл (известный как абсурд) «...» «нулевой степени» смысла не бывает» (Барт, 288—289). Основываясь на этом и на некоторых замечаниях Я. Друскина («логика алогичности» произведений Хармса и Введенского), Д.В. Токарев делает вывод о том, что Хармс, как и Введенский, «стремился преодолеть оппозицию «логика-абсурд», трансцендировать ее, выйдя на новый уровень абсурда божественного» (Токарев, 24—25), и этот новый уровень он и называет «алогическим». Чуть ниже Токарев добавляет, что «Вообще, поэтическое творчество всегда было для Хармса, как и для остальных членов «ОБЭРИУ», актом сотворчества человека и Бога, в результате которого в каждом отдельно взятом моменте бытия рождается новый, «чистый» мир, где противоположности совпадают в своего рода «металогическом» (С. Франк) или алогическом, единстве» (Токарев, 25). А еще ниже автор отождествляет этот алогический смысл с «вне-смыслом», о невозможности которого говорил Р. Барт. Здесь и возникает начало путаницы: если алогичное трансцендирует оппозицию «логика-абсурд», то оба этих члена никак не могут в нем совпадать, ибо в таком случае это уже будет синтез или сублимация, но никак не трансцензус, который предполагает именно «прыжок», редукцию, выход за пределы наличного. Отождествление же понятий «алогического» и «вне-смысла» как раз и приводит к тому, что теоретическая концепция Хармса априори определяется нереализованной, так как «вне-смысл», по Барту, неспособен к существованию.

Ошибка здесь, как кажется, возникает еще раньше — необходимо говорить скорее о редукции, нежели о трансцендировании оппозиций. Неслучайно Хармса так интересовал феномен нуля, некоторое «отсутствие присутствия», тот момент, когда члены любых оппозиций связаны исключительно количественно, а не качественно («правильное расположение предметов»). Более того, термин «алогичное», предложенный Друскиным в отношении Хармса и поддержанный Токаревым, так же не выдерживает критики, как и понятие «бессмыслицы», ибо тоже включен в оппозицию «логичное — алогичное» и, соответственно, также имеет свою логику. Поэтому представляется более существенным пользоваться, хотя и сознавая всю условность подобного обозначения, термином «абсурд», как выражением всего иллогичного, имморального, — того «вне-смысла» (horse-sens), о котором говорил Барт. И здесь необходимо оговориться, что в литературе «вне-смысл» все-таки возможен, но только в том единственном случае, когда это уже не совсем литература, а коллаж из слов, ставших предметами, «вещами-в-себе» (см. уже приводившееся письмо к К.В. Пугачевой (Хармс 1988, 483—484)), что и обнаруживается в конечном счете у Хармса.

Вопрос о возможной связи между творчеством Д. Хармса и английским нонсенсом, не поднимался в научной литературе в должной степени, хотя этому должны были способствовать следующие факты. Во-первых, как уже отмечалось, в списке наиболее важных для Хармса писателей значатся оба представителя английской литературы нонсенса (используя данное сочетание нужно отдавать себе отчет в том, что оно предельно условно, но допустимо в качестве противопоставления его литературе абсурда). Во-вторых, одним из своих непосредственных учителей Хармс называл С. Маршака («В записи 1929 года он отмечает, что считает своими учителями Введенского, Хлебникова и Маршака» (Жаккар, 27)), который вплотную занимался переводом лимериков (в том числе и «нонсенсов» Э. Лира) и вообще английской народной поэзии (в том числе и использованной в творчестве Кэрролла), нашедшей свое выражение в анонимном сборнике «Матушка Гусыня». И в третьих, само понятие «бессмыслицы» в творчестве Введенского и Хармса возникло, по всей видимости, тоже от Э. Лира, впервые употребившего понятие «нонсенс» по отношению к своим трансформированным лимерикам (см. Topsy — Turvy world (English humour in verse), 9—10).

С другой стороны, даже при самом поверхностном анализе поэтики английской литературы нонсенса (здесь и далее под данным понятием будет подразумеваться творчество Лира и Кэрролла, а также некоторая фольклорная традиция, выразившаяся не только в лимериках (использовавшихся Лиром), но и во множестве разного рода юмористических стишков, типа «Шалтай-Болтай» и др. (использовавшихся Кэрроллом), собранных в «Матушке Гусыне»), обнаруживается явная ее перекличка с поэтикой Д. Хармса. Сопоставление этих двух сфер и будет предметом дальнейшего рассмотрения.